Предыстория

Картина «Унитаз и агавы» — одна из немногих сохранившихся ранних работ Олега Целкова 1956 года, свидетельство дерзких экспериментов юности художника. Уже в середине 1950-х, когда Целкову было двадцать с небольшим, он был известен в богемных кругах Москвы и Ленинграда как «скандально великолепный». Каждый год его выгоняли из художественных учебных заведений за «формализм» (слово из советского сленга, обозначающее первенство формы в отрыве от содержания), его работы на официальных выставках вызывали негодование советских критиков, а на «неофициальных» — восторг «прогрессивной молодежи».

Самобытность Олега Целкова проявлялась с ранней юности. Он пришел в художественный мир самоучкой, полная неосведомленность о законах реалистической живописи дала ему возможность с первых шагов мыслить свободно. Целков любит рассказывать историю о своем поступлении в 1949 году в Московскую среднюю художественную школу при Институте им. В. И. Сурикова и считает ее отправной точкой в своей философии.

Олег Целков: «До сих пор не могу понять, как мальчишка из пригорода Москвы, который, в сущности говоря, ни сном ни духом не был связан с искусством и в общем-то не собирался становиться художником, вдруг очутившись на экзамене, был принят в школу. Надо сказать, это была случайность, и случайность загадочная. На экзамене мне впервые в жизни пришлось рисовать с натуры карандашом и масляными красками, которые, кстати сказать, я купил в этот же день. Когда я начал писать натюрморт, то никак не мог понять, с какой стороны к нему подступиться. Всего было дано четыре часа, и я считал, что нужно успеть все закончить, хотя нужно было только правильно начать, чтобы показать свою грамотность. А я ничего не знал, смотрел на зеленую бутылку с красной драпировкой и не понимал, как сделать такие цвета. Тогда я просто выбрал самые яркие оттенки, которые мне самому очень нравились, хотя и не соответствовали натуре. Так я все это быстро за четыре часа состряпал. Вошел директор школы, за ним гуськом преподаватели. Он посмотрел мою работу и сказал, что я поторопился и это совсем не тот натюрморт, который стоит передо мной. И я ему в свои 15 лет очень дерзко, но точно ответил: “Когда экзамен закончится и вы всё уберете, то никто не узнает, какого цвета была драпировка и какой формы бутылка. Все будут смотреть на мою картину и думать, что так все и было”. Мой ответ так поразил всех преподавателей, что меня решили зачислить в школу. Эта спонтанная формулировка стала тезисом в моей художественной философии. Мне никогда не нравились серенькие цвета, робкие движения кисти, привязанность к реализму. Мне вообще не нравилось робкое отношение к искусству, отношение каких-то учеников, а не хозяев положения».

Эта история — ключ к пониманию творчества Олега Целкова и, в частности, природы картины «Унитаз и агавы» 1956 года. Она же объясняет, почему позднее его заинтересовали русские авангардисты — свободная работа с формой и цветом. Первым художником, чьи картины нашли в нем отклик, был Петр Кончаловский: это была вспышка цвета среди той «серости» соцреализма, которую он видел вокруг.

Олег Целков: «Я долго искал художников, которые бы мне нравились, все советские казались скучными, картины у них были невзрачными, такими серенькими, очень робкими, сделанными с боязнью. На одной из официальных выставок я наткнулся на работы Кончаловского, хотя они были в духе реалистической традиции, и по сравнению с ранним периодом творчества, о котором я еще тогда не знал, он себе практически ничего не позволял, но и это потрясло меня, как электрическим током».

Кончаловский был не единственным «учителем» Олега Целкова. В юности, в 1950–1955 годах, ему посчастливилось тайно попасть в запасники Третьяковской галереи и Русского музея, где он познакомился с запрещенными в советское время произведениями русского авангарда начала XX века: с картинами Казимира Малевича, Василия Кандинского, Марка Шагала, художников группы «Бубновый валет» и другими. Известно, что нонконформисты-шестидесятники в большей степени ориентировались на репродукции из контрабандных и редких западных журналов по современному искусству, а русский авангард, можно сказать, не видели вообще. Конечно, что-то можно было увидеть на квартирных выставках у коллекционера Георгия Костаки, что-то узнать от художников, которые застали это время. Но все это не сравнится с непосредственным взаимодействием с ключевыми работами из музейных коллекций. В этом смысле ситуация Целкова уникальна.

Олег Целков: «В Москве в спецхран Третьяковской галереи я ходил где-то в 1950–1953 годах, когда учился в художественной школе. В Ленинграде в запасники Русского музея я впервые попал примерно в 1954–1955 годах во время учебы в Академии художеств имени В. И. Репина. Все это благодаря знакомству с молодыми добропорядочными сотрудницами. В музеях работали, как правило, женщины, потому что зарплаты были такие махонькие. Они, попросту говоря, были фанатиками искусства, благодаря им многое сохранилось. Когда мне показывали Малевича или кого-то еще, то объяснений не давали, потому что если бы я попал на допрос в КГБ и проболтался, то в лучшем случае их выгнали бы с работы, в худшем — посадили в тюрьму. В спецхране картины стояли “спиной”, просто прислоненные к стене, я брал их в руки, рассматривал и ставил обратно. Видя мой большой интерес, меня пускали делать копии. Я приходил в определенный день, по условному стуку попадал в служебные помещения, получал инструкции: “Садитесь вон там, чтобы никто не увидел, не подавайте ни слуху ни духу; если кто-то войдет — не выходите”. Они боялись и были очень аккуратными».

Сам Олег Целков подчеркивает, что в своем творчестве никогда никому не подражал и никого не копировал. Работы Кончаловского показали ему широту изобразительных возможностей живописи, а работы Малевича своей смелостью и радикальностью натолкнули на поиски собственного пути. И за свою не соответствующую советским стандартам манеру живописи он со школьных лет состоял на учете в КГБ.

Олег Целков: «Если бы в СССР человек вышел на улицу без штанов, был бы меньший скандал, чем с картиной, написанной более яркими цветами, чем, так сказать, полагалось. Даже не в картине дело. Появление любой вещи, которая была не похожа на другие хоть немного, не поощрялось. Потому что жизнь была, как огромная армия. В законе не было написано, что нельзя писать ярких картин. Жили по неписаным законам. Просто все знали, что нельзя».

Ранние эксперименты

Натюрморт «Унитаз и агавы» входит в серию картин с агавами, над которыми Олег Целков работал в 1956 году. Известно, что сохранилась еще одна картина — «Агава в желтом горшке», она находится в коллекции Третьяковской галереи. К тому времени Целкова уже два раза выгоняли из высших учебных заведений за «формализм в искусстве»: в 1954 году из Минского театрального института, в 1955 году из Академии художеств имени И. Е. Репина. В 1956 году Целков учился в Ленинградском государственном институте театра, музыки и кино им. Н. К. Черкасова, куда попал по протекции преподававшего там режиссера и художника Николая Акимова. Целков числился на постановочном факультете, живописи его больше никто не учил. Наконец-то он мог заниматься по своей собственной программе, настал период свободы.

Во второй половине 1950-х благодаря оттепели в культурной политике СССР произошло несколько ключевых событий, оказавших влияние на зарождение и развитие целого поколения художников-нонконформистов. В 1956 году в Эрмитаже прошли выставки Поля Сезанна и Пабло Пикассо, которые стали открытием для советского человека. Целков жил тогда в Ленинграде, конечно, их посещал, и они не могли не отразиться на его визуальных поисках. Но настоящим потрясением для всех стал IV Международный фестиваль молодежи и студентов 1957 года, на котором было представлено современное американское искусство, в том числе актуальный тогда абстрактный экспрессионизм.

Олег Целков: «У меня на первых шагах все искусство разделялось только на три качества: натурализм, реализм и формализм. Позже, когда я увидел и узнал больше, появились кубизмы, абстракция. Я поэтапно погружался в историю, но очень быстро: то, что авангардисты делали по несколько лет, я делал несколько недель, потом сразу переходил на другое. Живопись не просто изображение, это мышление, философия».

В начале своего творческого пути, до 1956 года, Олег Целков создает фигуративную живопись под влиянием Пикассо и группы «Бубновый валет» («Агава в желтом мешке», «Унитаз и агавы»), уже в 1957-м изображения распадаются на полуабстрактные формы наподобие сезанновского кубизма («Маленький мальчик с воздушными шариками»). В этом же году Целков уходит еще дальше: под влиянием Малевича у него появляются композиции в духе кубофутуризма («Матадор и бык»). За такой небольшой промежуток времени появляются абсолютно разные работы. Они практически единичны в своем роде, потому что Целков никогда не повторял своих экспериментов и большую часть работ практически сразу уничтожал.

Серия картин с агавами относится к периоду 1950-х, когда Олег Целков работал в основном в жанре натюрморта. Условный, ни к чему не обязывающий, не несущий прямого нарратива натюрморт для художников ХХ века стал настоящей лабораторией по исследованию чисто художественных вопросов: формы, цвета, композиции. Это был один из самых популярных жанров среди художников группы «Бубновый валет», на работах которых учился Целков. Им же наследовали современники Олега Целкова, например, художники Дмитрий Краснопевцев и Владимир Вейсберг: в 1950-х они также прокладывали свой творческий путь через натюрморт.

Картина «Унитаз и агавы»

В 1956 году серия с агавами возникла у Олега Целкова благодаря одному из участников группы «Бубновый валет», наследнику Поля Сезанна — Петру Кончаловскому. Вдохновением послужила картина «Агава» (1916, Третьяковская галерея), которую он увидел, листая один из каталогов Кончаловского.

В тех интерьерах, в которых Целков изображал это экзотическое растение, он, по собственному утверждению, его встретить не мог, а разве что в каком- нибудь общественном саду. Да и сами интерьеры были вымышленные. Ванная комната в картине «Унитаз и агавы» — плод воображения художника.

Олег Целков: «Не то чтобы я в роскошной квартире жил и думал, дай-ка напишу собственную ванную с агавами. Такого у меня не было. В мою ванную с трудом можно было втиснуться, все впритык, как в трущобах. Так жили нормальные люди, как говорится, не из начальства. Я же не был в правительственных квартирах, их вообще никто не видел. Поэтому я и придумал такую мечту о праздничной жизни, где все яркое, разноцветное, просторное».

Целков использует интенсивные цвета и контрасты, которые, по его выражению, «должны бить промеж глаз, чтобы искры сыпались». Это видение перейдет в его зрелые работы с «мордами» (с 1960 года). В натюрморте «Унитаз и агавы» Целков изображает предметы практически фронтально, упрощая формы и кубистически их искажая. Светотеневая моделировка минимальна, она придает предметам форму и объем, но в основном композиция построена на плоских полях цвета. Интенсивный красно-розовый фон выталкивает на передний план серо-белые фигуры унитаза и раковины. Бирюзово-зеленые листы агав заполняют собой почти половину полотна, концентрируясь в центральной части. С ними рифмуется близкая по оттенку занавеска справа. За листьями вспыхивают две желтые вазы. Целков уравновешивает композицию по диагонали, помещая на серо-белую плоскость слева кружку, которая повторяет цвета горшка и вазы в нижнем правом углу.

В целом верхняя часть картины построена на ярких контрастах, а нижняя более спокойная, здесь преобладают теплые охристые оттенки. Большие пятна черного цвета — земля в трех горшках, труба раковины — утяжеляют картину и в данном случае «сдерживают» ее общий колорит. Живопись пастозная, практически на всей поверхности холста проступает фактура, в некоторых местах художник формирует предметы толстыми слоями краски. Так Целков обыденной обстановке с небрежно составленными предметами придает особую живописную выразительность с размахом и пафосом.

Этот натюрморт, конечно, форма для живописно-пластических поисков, но здесь есть большая доля задора и юмора, наивной юношеской бравады. Скандально в нем для того времени все. Яркие краски, изрядная доля «формализма» — полбеды. Но сделать центром композиции унитаз! Неслыханно, чтобы такое изображалось на картине. «Последней каплей» можно назвать кружку, которая стоит прямо на ободке унитаза, да еще и с желтым содержимым. Вероятно, это цитата из «Агав» Кончаловского, где тоже есть кружка с подобной изгибающийся ручкой, но только стоит она, конечно, как ей положено — на столе. Картина Целкова для того времени была такой же «пощечиной общественному вкусу», как в начале XX века работы группы «Бубновый валет», с той разницей, что многие современники сами бы дали пощечину этому навязанному «социалистическому вкусу».

Олег Целков: «Надо понимать, что сам унитаз — это, конечно, эпатаж. На то и был расчет. Эта картина всем нравилась, и даже название ей придумал не я, а мои товарищи. Можно было бы и более дерзко назвать, как-нибудь вроде “Портрет унитаза в окружении агав”. Людям нравилось все, что выходило за пределы дозволенного. Всех это радовало, эта картина была для многих выражением их внутреннего протеста».

Первая выставка. 1957

Картина «Унитаз и агавы» была отобрана Олегом Целковым для участия в его первой в жизни публичной выставке в 1957 году. Выставка была полулегальной, и то, что она вообще состоялась при таком наборе работ, для того времени было практически чудом. Хотя начиналось все довольно официально и чинно. В 1957 году студенты Ленинградского электротехнического института (ЛЭТИ) Рубен Сейсян и Владимир Марамзин получили временную возможность использовать в качестве выставочного зала небольшое помещение: не до конца подготовленный для заседаний ученого совета Малый актовый зал в новом корпусе института по адресу улица Попова, 5. Такую привилегию им предоставил ректор Николай Богородицкий, большой любитель живописи и меценат. Сейсян и Марамзин планировали сделать выставку лучших работ молодых студентов Академии художеств имени И. Е. Репина. В деканате факультета станковой живописи им порекомендовали около десяти живописцев. Но в итоге они решили сделать выставку, которая всех удивит, даже шокирует. И выбрали самых «скандальных» художников академии: Олега Соханевича, Виктора Голявкина, Минаса Аветисяна и — Олега Целкова.

Чтобы выставку сразу не ликвидировали, открытие было назначено на воскресенье, когда в институте никого нет. Были приглашены известные художники, поэты, коллекционеры, либеральные художественные критики — в маленький зал набралось большое количество людей. Особым гостем стала дочь министра культуры Екатерины Фурцевой, которая пришла в сопровождении художника Ильи Глазунова. Под вечер студенты позвонили ректору и рассказали правду о составе выставки. Но, на удивление, закрыли ее не сразу, и туда еще неделю приходили люди.

Сейсяна и Марамзина не выгнали из института, только ректор отчитал их в своем кабинете: «Как же это вы, еще недоучившиеся инженеры, взяли на себя смелость судить о том, что хорошо и что плохо в живописи? И что заставило вас противопоставлять публично какую-то броскую модернистскую мазню настоящим образцам социалистического реализма?!». Очень характерное для того времени суждение.

Олег Целков не случайно оказался на этой выставке, в богемных кругах он был уже известен. Его живопись активно популяризировал студент-математик, художник Владимир Слепян. Он обзванивал людей, которые считались «передовыми», приглашал посмотреть картины или отвозил их на такси на дом тем, кому это было интересно. Московская квартира Слепяна на Трубной улице в 1956–1958 годах была одним из центров свободной культурной жизни, где собирались художники, искусствоведы, литераторы, киношники, иностранцы. В 1956 году Слепян устроил в своей квартире персональную выставку Олега Целкова — камерное, но значимое для неофициального сообщества событие. Если прибавить к этому репутацию бунтаря, преследуемого за «формализм в искусстве», то можно представить, что интерес к его персоне был велик. И на выставке в Ленинградском электротехническом институте в 1957 году стена с работами Олега Целкова, по воспоминаниям одного из организаторов Рубена Сейсяна, занимала ключевое положение, ну а полотно «Унитаз и агавы» наверняка было гвоздем программы: «...Но главным возмутителем спокойствия, был призван стать скандально-великолепный Олег Целков. С его “Унитазом и агавами”, “Автопортретом в нижнем белье”, “Правдой под шляпой” и другими работами».

Картины раннего периода Олега Целкова очень редкие, тогда практически все свои работы художник уничтожал: «У меня в юности было наивное правило уничтожать 99% того, что я делал. Я помещал картины в ванную, с обратной стороны заливал их водой, а затем мастихином сдирал всю краску и на этом холсте писал снова. Оставалось только то самое, ключевое, что, на мой взгляд, имело право на существование». Натюрморт «Унитаз и агавы» — одно из тех избранных произведений, оно 60 лет хранилось в семье Целкова. Картина отражает период поисков и смелых экспериментов молодого самобытного художника, отражает его эпоху. V