Торги закончились
О художнике
Живописец, график, скульптор, перформер, музыкант, но прежде всего — лидер, идеолог и мотор объединения «Север-7», ставшего основным художественным вкладом Санкт-Петербурга в отечественное искусство второго десятилетия XXI века. Александр Цикаришвили родился в Ленинграде 1983 году, его детство и взросление пришлось на «лихие девяностые», оказавшие влияние на его художественную манеру и творческую судьбу. В Художественном лицее им. Б. В. Иогансона при Российской академии художеств, где проходило его обучение в архитектурном классе до 2000 года, он познакомился с другими начинающими художниками, которые в скором будущем образуют группу «Север-7»: Нестором Энгельке, Леонидом Цхэ, Нестором Харченко. В 2005 году Цикаришвили окончил Художественное училище имени Н. К. Рериха по специальности «графический дизайнер». В 2013 году стал выпускником «Школы молодого художника» фонда «Про Арте».
Санкт-Петербург, 2018
Фото: Виктор Юльев
Деятельность «Севера-7» в целом отличается непредсказуемостью и по природе близка карнавалу или цирку. В перформансах «северян» Цикаришвили часто выступает в образе «бабки» — хтонической старухи в платке, хитрой, мудрой и злобной одновременно. В искусстве он придерживается традиций «всёчества», введенных русскими футуристами и ярко продолженных Тимуром Новиковым и его кругом в 1980-е годы. Художника характеризует творческая неуемность, при которой все окружающее способно служить материалом его искусства. С 2012 года в различных пространствах коллективных мастерских «Севера-7» было устроено всего около пятидесяти выставок, в каждой из которых художник принимал активное участие.
Художественный темперамент Александра Цикаришвили отличает особая жизненная сила. Все работы кажутся слепком с его натуры и так же, как и он, противятся любым принятым правилам. Именно такая нонконформистская резкость и противоречивость составляют ценность авторского высказывания. Часто художник не делает различия между художественными материалами, привычно считающимися высокими, и условно низкими «нехудожественными», как земля и мусор, которые щедро добавляются в его произведения. Обладая всеми профессиональными умениями и ремесленными навыками живописца и скульптора, Цикаришвили стремится сохранить в сделанной вещи первоначальный творческий импульс, выраженный во всем, начиная от сюжета и обстоятельств ее создания до отношения к форме, взятой словно в процессе становления. V
О лоте
«Кто это на картине? Нестор Х. — тот самый художник или это некий Нестор Икс, пребывающий в задумчивости (если не сказать растерянности), который все ждет и ждет того магического звонка, который разбудит его ото сна, сделает его активным, коммуникативным, успешным, модным, талантливым и всеми любимым? Наконец загорится теплый свет электрической лампочки в холодной мастерской… или это тот самый Свет, что привиделся Дионисию, который оказался «псевдо», как и все остальное?
Портрет художника Нестора Х. — предпоследний из мужской «портретной серии», если не сказать ключевой, то есть тот, что всегда немножко «авто»… Да, прототипом для данного портрета послужил вполне реальный персонаж Нестор Х. — друг, коллега по группе «Север-7», архитектор, поэт Востока и художник-миниатюрист, специализирующийся на микронных акварельных перепелиных яичках и фруктах в стадии гниения, зацикленный на чайных церемониях и античных портиках. Но, кроме этого, в картине замешано, растерто и рассыпано все и ото всех в истории искусств: поворот головы и сверлящий взгляд Рембрандта, жирные веревки Филиппа Гастона, коровьи головы-фрукты-морепродукты Франса Снейдерса, автоматическое письмо и номера телефонов Сая Твомбли, трубочные сюрметаморфозы Рене Магритта, нахальность Марселя Дюшана или глупый телефонный аппарат Сальвадора Дали. А вдруг это просто маринованный огурец? В общем, все обильно присыпано родной Шукшинской землей и покрыто тонким слоем хичкоковского нуара.
Тревожный звонок в мастерской? В мастерской Дэвида Линча? Где-то рядом с «Малхолланд-драйв», где схожесть русских и американских народов становится явной, когда танцуют самогонщики в окрестностях дикой глубинки — глубинах хтонического земляного идолопоклонничества. Но мы-то знаем, что мы вот не любим таких вот сравнений. У нас своя народность, во как. Тогда на картине появляются «наши» пенопластовые фрукты, как в воспоминаниях детства: райские сады в витрине магазина и горные мужчины за прилавком. Берет садится лавашом на голову главного героя, и мы понимаем — это наш друг-художник, мыслитель, поэт метафизического натюрморта и узник вечно «неофициальной» культуры. Факт. Русский портрет есть собирательный образ всего заимствованного. Он все собирается, а кусочки пазла все никак не совпадут, потому как мы не можем определить, отделить, вычленить что-то определенное «свое» из общемирового котла фантасмагорий. Но ведь именно так пазл и собирается: мы пихаем не те детали не туда, пихаем с остервенением и страстью, случайно наступая на гранаты (да-да!)…
Гранаты распускаются и цветут, зреют и взрываются, рассыпая конфетти из обрывков наших странных привычек, аллюзий и парадоксальных суждений».
Александр Цикаришвили
