Торги закончились
1625, какэмоно, бумага, чернила,
28,3 × 46,4 см. Опубликовано на стр. 117
в книге «The written image. Japanese
Calligraphy and Painting from the Sylvan
Barnet and William Burto Collection».
NY: Metropolitan Museum of Art, 2002
Наверное, уже лет пятьдесят я собираю книги старых изданий, интересующие меня не только содержанием, но и красотой обложки и ее заглавного шрифта. Более того, я собираю книги по шрифтам, у меня обширная их коллекция. Это источник вдохновения моего многолетнего цикла работ, который берет начало еще в 1980-х. Когда у меня какой-то шрифт или какое-то слово им написанное вызывает поток ассоциаций, я беру холст и пишу. По сравнению с моим увлечением восточной каллиграфией и вдохновленным ей рядом разных моих работ это составляет максимальный контраст. Хотя и в обоих случаях я работаю, главным образом, с изяществом линий. Можно сказать, это два моих противоположных подхода к мастерству линии: в восточной каллиграфии требуется такая раскрепощенная рука, чтобы всё как бы текло с кисти, а здесь, наоборот, требуется такая сдержанность копировальщика. При этом, конечно, я не копирую буквально обложки, а работая с масштабом и ритмом, делаю их живописные вариации.
Мусатова. Шрифт № 9. Опубликовано
на стр. 70 в книге Д.А. Писаревского
«Шрифты и их построение». Ленинград:
Издание автора, 1927
В основу представленного триптиха легли три книги, обложки и названия которых образуют живописную и концептуальную составляющие произведения. «Труд» — это книжка, которую я купил на первые свои заработанные деньги, еще когда учился в школе в конце 1970-х годов. Издание под авторством Исаака Рабиновича имело полное название «Труд в искусстве» и было выпущено в 1927 году. В нем речь шла не о труде художника, а об изображении самого труда, как это было принято в 1920-е годы после социалистической революции. Как образцы приводились французские живописцы XIX века Гюстав Курбе, Жан-Франсуа Милле, античная керамика и прочее. Когда я начал писать эту обложку, все это навеяло мне мысли о знаменитом трактате Казимира Малевича «Лень как действительная истина человечества», написанном в 1921 году, то есть примерно в тот же период, когда была издана книга «Труд». Малевич в своем духе делал такие радикальные заявления, как «Труд должен быть проклятым, как и легенды о рае говорят, а лень должна быть тем, к чему человек должен стремиться» и «Социализм имеет освобождение в бессознательном, клеймя лень, не зная того, что лень породила его». В отличие от поклонников Малевича я не согласен с его концепцией, у меня есть другое мнение. Почему ненависть к труду возникла в капиталистическом обществе, это хорошо известно: Карлом Марксом описано, как люди начинают ненавидеть труд, который из них высасывает всю жизнь. В этом смысле описание Малевича правильное, но это не значит, что надо отказаться от труда в пользу лени. Потому что, как говорил Маркс, капиталист прикован к своей лени как каторжник к тачке. А труд должен быть игрой, свободной игрой свободных сил. Вот тогда он перестает быть трудом, в таком смысле и лень тогда не нужна.
Именно эти соображения повлекли за собой создание представленного триптиха. Логичным продолжением мысли здесь стала обложка следующей книги — «У врат мастерства», изданной в 1958 году. Советский пианист и педагог Григорий Коган изложил, по существу, квинтэссенцию того, как достигнуть мастерства не только в музыке, но и вообще в любом творческом деле. Особенно, конечно, людям в искусстве будут полезны его советы по особому психологическому настрою, который применяю и я при работе: внутренняя сосредоточенность, отсутствие постоянного анализа движений, устранение причин волнений и так далее. Все это поможет развить то самое «мастерство», которое сделает труд вдохновляющей игрой.
В поисках третьей части, которая бы полностью раскрыла здесь мою мысль, я в потоке ассоциаций перебирал коллекцию своих книг. Мне попался сборник, посвященный искусству Ренессанса, выпущенный Академией наук СССР в 1987 году. Совершенно нищенское перестроечное издание в 300 экземпляров, может, даже какой-то энтузиаст сделал его за свой счет. Но обложка невероятной красоты, ее рукописные буквы и легли в основу третьей работы. Эту красоту не испортило даже чудовищное качество полиграфической печати, но придало ей особую прелесть. Такой феникс из пепла перестройки. Итог к триптиху буквально подводить не буду. Скажу лишь, что в «Ренессансе» ценна отсылка и к одноименной великой эпохе со всем ее художественным наследием, и к значению самого слова, которое переводится на русский как «возрождение».
Дмитрий Гутов
В своих работах Дмитрий Гутов часто цитирует визуальные и текстовые источники: в различных жанрах — от металлических скульптур до живописи — воспроизводит знаковые для мировой культуры картины, манускрипты писателей и ноты композиторов. Гутов, много лет изучавший каллиграфию, добивается особой выразительности линии. Он часто многократно переписывает произведение, пока линии не лягут идеально. Художник работает с каллиграфической точностью, быстро и «на одном дыхании». Его картины отражают визуальные поиски, граничащие с абстракцией, восточной каллиграфией и московским концептуализмом. Работы в Третьяковской галерее, Centre Pompidou (Париж). V
Подробный отчет о сохранности высылается по запросу.
