Торги закончились
Живопись Виноградова и Дубосарского по-барочному безудержна в нагромождении деталей, в несводимости сводимых ими реалий, в разбухании физических размеров произведений. Формат картины взрывается ими изнутри тем, что в поле картинного изображения постоянно попадает образность из других медийных источников — кинематографа, журнальной фотографии, рекламы и т. п. Весело и благодушно Виноградов и Дубосарский принимают «безутешность земного существования», которое Вальтер Беньямин считал неотъемлемым качеством культуры барокко. Эта «безутешность» воплощается в барочном искусстве в том, что оно неизменно показывает «небытие того, что оно изображает» и рассказывает о своей «собственной искусственности». А потому, чем убедительнее воссоздают художники вечную гармонию своего «земного рая», чем одержимее пишут они красивые, молодые и бессмертные тела, тем более безжизненными становится обратная ткань их полотен.
При этом ирония у Виноградова и Дубосарского не утрачивает полностью своего подрывного и критического ресурса. Хоть и став формой бесконфликтного обживания восторжествовавшей банальности, ирония художников ни в коей мере не отрицает, сколь банальна среда ее обитания. Указав на массмедийную сказку как на последнюю утопию, которая нам суждена, Виноградов и Дубосарский ни в коей мере не скрыли, что наш «прекрасный новый мир» — это обитель китча. В результате ироническое искусство Виноградова и Дубосарского замерло на том критическом пределе, когда позитивное принятие положения вещей еще не приняло форму конформизма, а ирония не утратила способности иронизировать над самой собой.
Виктор Мизиано
Искусство Виноградова и Дубосарского, по признанию самих художников, восходит к середине 1990-х — времени формирования их творческого тандема и наступления новой, постсоветской эпохи, которая нуждалась в выработке своего художественного языка соразмерного процессам, бурлящим в социуме, понятного поколению MTV и журнала «Птюч». «Художник должен предлагать публике не то, что он хочет, а то, что хочет сама публика», — считает Владимир Дубосарский. Полотна дуэта произвели фурор на отечественной и международной арт-сцене именно потому, что в период господства концептуализма и акционизма они предложили зрителю красивую, красочную, живописную картину и простые, лапидарные образы, которых ему не хватало.
Виноградов и Дубосарский строят русский Эдем — новый рай, неотъемлемыми элементами которого становятся роскошные девушки, вечный праздник и сказочное удовольствие от соединения с окружающим миром. Однако в представленной работе «Я была игрушкой для богатых» 2009 года художники совершают отход от клише в сторону реального мира и вместо характерного гламурного пейзажа изображают обыденный вид из окна — с многоквартирным домом и дворовым магазинчиком. Название вероятно отсылает к произведению «Я была игрушкой богача» 1947 года авторства одного из первых поп-артистов, Эдуардо Паолоцци. Виноградов и Дубосарский изображают фигуру девушки в узнаваемой стилистике, отсылающей к манере написания человека соцреалистами: образ исполнен молодости и красоты. Но, кроме того, он пропитан и телесностью, выполнен по-современному экспрессивно, размашистыми мазками, что заявляет о внутренней свободе и способности бросить вызов устоявшейся художественной системе. V
Я была игрушкой богача, 1947,
коллаж, 359 × 238 мм.
Tate Modern, Лондон, Великобритания
Подробный отчет о сохранности высылается по запросу.
