Искусство Бориса Орлова неизменно ассоциируют с таким понятием, как «соц-арт», однако сам художник относится к этому неоднозначно: «Если воспринимать соц-арт как стилевое направление в доктрине Комара и Меламида, то я не хочу участвовать в этом соц-арте… а если как совокупность опыта разных крупных художников, то с этим отчасти готов согласиться». Принципиально Орлов отличает себя тем, что «никогда не делал и не обыгрывал анекдотов как соц-артисты». В отличие от Комара и Меламида Орлов сделал упор на агитпроп, а не на соцреализм. Но и он стал для него не единственным материалом, а лишь одним из языков в системе полистилизма, сталкивающей, казалось бы, несовместимые вещи. Так в своих пластических работах Орлов начал смешивать разные жанры и стили, что давало ему возможность сводить узнаваемые знаки различных эпох в единые произведения.
Вторая половина 1970-х и 1980-е — период большого героического стиля в творчестве Бориса Орлова. В 1974–1981 годах он разрабатывает «геральдический цикл», в котором доводит «иконное видение Малевича и поп-артный прорыв в низовую плоскость геральдики». В представленной шелкографии 1989 года художник обращается к уже авторской теме воинской славы, которую прорабатывает через традиционный жанр парсуны, изображающий не психологию героя, но его социальный статус и историческую значимость. Борис Орлов убирает из композиции человека, словно отсекает все ненужное, и оставляет лишь его награды. Необычный для творчества Орлова медиум шелкографии лишает работы напыщенной торжественности масляного парадного портрета и наделяет композицию легкостью и иллюзорностью.
Борис Орлов позиционирует себя как «имперского» художника, однако в своих работах он не воспевает империю, а изучает ее как холодный и ироничный исследователь, который стремится проникнуть в самые первобытные подсознательные слои героической мотивации, вычленить общий для всех империй архетип, лишь примеряющий на себя новые одежды в разные эпохи, от римской до советской. V
Подробный отчет о сохранности высылается по запросу.
