«Ветер не шумит ни с собаками, ни с цветком.
Зуб верхний чернея крошится, своими телесными муками я расписываю ручку об листок. 
Заваренные травы шипят и смягчают.
Внезапно Думаю о раковинах моллюсков. 
Каштаны распустились, зазеленело все вокруг, и маленькие птички на проводах заняли свои скромные места.
Целовался, как поломанная ветка, и редко грызу ногти в твоем направлении.
Природа пугает меня.

В полусне возле лопатки я чувствовал светлый балкон своего прошлого, упал горшок, опрокинулся с подоконника, свежая земля лежит в тарелке.
Я в спешке стал все собирать, но позже решил сымитировать будто бы я ничего не видел, раскидал обратно землю на кровать, положил горшок на стол, закрыл за собой дверь, ухмыляясь в щелочку. 
— Сколько они потратили денег на патроны?
— Не знаю.
— Подожди, но ты ведь не можешь разогнать эти тучи. 
— Могу.
— Сколько тебе потребуется денег? 
— Какая тебе разница? 
— Это не мое дело. 

Хорошо, что барочные платья рассыпались в зеленых лабиринтах.
Мне интересно думать о том, как на листе оставить текст, что это за слово? Я однообразно желтею, переставляя ноги шрифтом, и в основном я использую кириллицу и русский поганый шрифт, тот, что вырабатывали во мне школьной линейкой, я избегал циркуля хоть и ни разу не брал его в руки, он был для меня загадкой.
Я редко могу разобрать то, что пишу от руки. 
Если я не отпускаю себя, мне приходится вспоминать, как меня били по телу и рукам, 
до чего нас довели домашние задания? Появляется печатный и прописью, эти травмы и скука, опасение новых знаний. 
Как солнечный свет вспыхивает и затухает, я слежу чтобы не зашли кондукторы, мужчины в черных масках на лице, белые латексные перчатки, собирают в сухожилиях пыль. 
То есть в моей работе написано не тем привычным для меня русским шрифтом, тут популярный доступный язык, таинственный как рукопожатие Сталина в воскресенье, господь ведет нас к слову "Love". 
Я пригласил незнакомого мужчину, чтобы показать ему свою новую картину, он сказал, что его раздражает такое, ведь его дочка уже рисовала подобное, и он это все видел и прошел. Еще он ненавидит Энди Оурхола.
Он умолял показать ему Шишкина, чтобы говорить на языке пней и медведей. 
От этой теплоты автобуса мне хочется спать.
Тройной автопортрет, тройной подбородок, тройная печаль.
На самом деле, в прямых значениях, то есть, когда я свожу к чему-то банальному, мне кажется, это и есть жизнь, и мне не хочется к вам прикасаться.  
Обратите внимание там есть такое голубое-синее лицо с ухом — это я, спускаемся ниже — там есть Вика, и еще чуть ниже — моя бабушка».

Евгений Музалевский

Выпускник Школы Родченко и студент Offenbach University of Art and Design (Франкфурт, Германия) Евгений Музалевский работает с живописью, графикой, звуковыми коллажами, концептуальной фотографией и видео. Названия его живописных произведений напоминают отрывки из личного дневника, в основе которых лежат бытовые сюжеты. В красочных полотнах художника смешиваются его личные страхи, радости, переживания, любовь и обсессии. Подобный микс чувств и эмоций коррелирует с методом работы Музалевского: он совмещает живописные техники со стрит-артом, карандашный рисунок — с рисунком фломастером. Произведения художника входят в коллекцию МАММ. V

---

Подробный отчет о сохранности высылается по запросу.