Торги закончились
В искусстве Владимир Кожухарь — художник-одиночка, стоящий особняком от уже сформировавшихся творческих групп и течений. С конца 1990-х он последовательно развивает собственную линию живописи, выработав узнаваемый художественный почерк. Для его ранних работ характерны провокационные сюжеты с ярко выраженным «пульсирующим нервом общественного бессознательного». С начала 2000-х сюжетная линия Кожухаря меняется, уступая место урбанистическим мотивам и пейзажам, где на первое место выходят темы памяти и ностальгии. Картины запечатляют бессобытийную повседневность: дома, улицы, люди, пустынные остановки, ничем не примечательные задворки городов. Художник останавливает свое внимание на сюжетах, которые зачастую остаются вне нашего привычного поля зрения. Композиции создают ощущение мимолетного кадра, случайно выхваченного из потока восприятия. Сама манера живописи — легкая, эскизная, с немного приглушенным колоритом — только поддерживает это ощущение.
Желтый цвет часто встречается в работах Владимира Кожухаря, он перетекает из картины в картину, словно ведя собственную линию повествования: линию памяти, или как говорит художник, «линию пожелтевшей правды». Пейзаж всегда минимален, Кожухарь намеренно лишает сюжет повествовательности, сосредотачивая внимание на образах. В них ощущение светлой грусти и счастья о недалеком и далеком прошлом, проверка чувствами: «Оглядываясь назад, измеряешь неопределенное расстояние в другую сторону и всегда спрашиваешь: реально ли это?».
По признанию художника, его любовь к желтому и связанному с ним золотому цвету обусловлена их особой историей. С древнейших времен первым, самым доступным и простым красителем была земляная глина, таким образом, основными цветами были красный и желтый. Золотой закрепился в мировой культуре как символ божественной и земной власти, величия и благополучия. Он всегда создает некую дистанцию, недостижимость. В художественном же языке Кожухаря «желтый цвет как золото придает цену прошлому времени». Владимир Кожухарь в живописи не работает с чистым цветом, он всегда создает сложный колорит. Но и здесь в его искусстве остается недосказанность: «Приоткрою немного свою тайну: я думаю, существует только один цвет. Какой? Это сказать невозможно, в мышлении нет речевой формулы для описания этого процесса». V
