В начале своей деятельности, наблюдая отсутствие эстетического кода в художественном дискурсе и осознавая, что взятся ему вроде бы там исторически неоткуда, я решил отказаться от прямого художественного высказывания и осуществил проект «Поэт и пистолет». Я стал как бы наблюдать за жизнью художника со стороны, обнаруживая в его внехудожественной жизни эстетические феномены. Объединяя затем «фактографию» его жизни с его «произведениями» (цитировавшими модернистские направления искусства, т.е. лежащие в области этического кода), мне удавалось (или казалось, что удается) объединить эстетический и этический дискурсы в один. Таким образом, автор здесь играл роль художника (в качестве модели я использовал себя), наблюдателя, фиксирующего жизнь художника и экспозиционера, такой трехэтапный ход, несколько громоздкий, но необходимый в той ситуации. Нужно было с чего-то начинать.
Гор Чахал
Если считать, что художник по определению маргинален, то Гор Чахал маргинален вдвойне. В сфере современного искусства он занимает позицию, которая решительно отделяет его от подавляющего большинства. Он соотносит себя с той системой ценностей, по отношению к которой современное искусство обычно занимает критическую позицию, поскольку она ассоциируется с властью и консерватизмом. «Красота», «прекрасное», «эстетика» и, наконец, «христианство» — ключевые термины в авторской концепции художника, провозгласившего курс «христоцентричного» искусства и следующего ему всю жизнь. В 1980-е годы Чахал в основном занимался концептуальными перфомансами. Художник изначально не претендовал на мейнстрим и, возможно, даже намеренно хотел от него отделиться, понимая, что это не сочетается с его позицией. «Культуру создает всегда меньшинство», — считает Чахал. Однако бороться с большинством также не близко его духу. Скорее его путь пролегает «параллельно» главной магистрали.
В 1990-х, отталкиваясь от популярной в художественной среде идеи художника-персонажа, Гор Чахал создает декадентский образ поэта-дэнди с растрепанными локонами, в белой рубашке, с небрежно расстегнутым воротом. Совершенно непохожего ни на советского человека, ни на человека перестройки — в среднем, проворного дельца и провокатора, радикально отрицающего красоту как особую ценность. Именно эта перестроечная тенденция явилась объектом критики Чахала. Осуждая большевиков за уничтожение русской культуры, в «мейнстриме» современного искусства он обнаружил то же вытеснение «высокого» искусства как мнимого противника этики в угоду эстетике. Только в православном христианстве художник видит близкие идеи, согласно которым красота, напротив, неотделима от спасения.
Так, в проекте «Поэт и пистолет», частью которого является представленная работа, художник ставит себе задачу объединения эстетического и этического дискурса, наблюдает собственную жизнь как эстетический феномен. В этом контексте он и правда идет против основной тенденции не только современного искусства того десятилетия, но и против тенденции искусства всего XX века. «Человечество, которое некогда у Гомера было предметом увеселения для наблюдавших за ним богов, стало таковым для самого себя. Его самоотчуждение достигло той степени, которая позволяет переживать свое собственное уничтожение как эстетическое наслаждение высшего ранга», — констатировал теоретик культуры Вальтер Беньямин, провозгласивший антиэстетический курс. Именно к этому самоотчуждению стремится Гор Чахал, создавая образ поэта-декадента, отстраненно созерцающего перестройку, словно падение Ниагарского водопада, и вдруг обнаруживающего себя унесенным его потоком (образ одного из его стихотворений). V
Подробный отчет о сохранности высылается по запросу.
