Торги закончились
Источник: conceptualism-moscow.org
Ранняя живопись Вадима Захарова, одного из самых важных авторов московского концептуализма, выглядит как ребус. Во-первых, потому, что не соотносится с тем внешним контекстом, в котором рождалась: в Москве и Ленинграде тогда появились идеи трансавангарда или «новых диких», стремление к большой и яркой фигуративной живописи экспрессионистического характера. С этой точки зрения «Триптих» 1985 года не просто параллелен, а даже перпендикулярен тогдашнему мейнстриму: его части почти монохромные, со статичной композицией и индифферентные по настроению.
Во-вторых, эти картины мало коррелируют с тем объемом работ, которыми обычно иллюстрируют художественный метод Вадима Захарова: перформансы и их документация, сложно продуманные инсталляции, архивная и издательская деятельность. Чтобы войти в диалог с ними, надо мысленно отойти к еще более раннему творчеству Захарова — времен апт-арта, когда он стал одним из первых, кто работал в стратегии автора-персонажа: с пиратской повязкой на глазу, преследуемый слонами. Эти образы Захаров воплощал в перформансах и фотосериях.
Источник: conceptualism-moscow.org
Затем, в 1984 году, Захаров начал длительный многочастный живописный проект «Саморазвивающаяся система», в котором размышлял об импульсах и задачах своего творчества. В живописи появились два персонажа: герой с повязкой и человек-слон, часто в сопровождении собственных реплик в комиксных «пузырях». Поскольку и сами герои, и их реплики были одной — умозрительной — природы, они были одинаково условны и в то же время в равной степени вещественны и воплощались в едином абстрактно-сером веществе, как цементная скульптура внутри минималистичного пейзажа.
Конечно, этот анализ природы изображения можно рассматривать и как критическую реакцию на трансавангардную живописную экзальтацию второй половины 1980-х. Однако своей первоочередной задачей художник видел исследование собственного творчества — и именно в этом убеждает «Триптих» 1986 года. Здесь показана обратная сторона собственного фантазма. Кто-то из персонажей — человек-слон или Пират или даже реплика в сером «пузыре» — показан со спины, как будто художник, совершая воображаемую прогулку, подошел к своему детищу сзади и пока не может опознать, что же это.
В одном из интервью Вадим Захаров рассказал, что намеревался реализовать этот проект в объемной форме: «одна сторона — фигуративная, а другая — достаточно абстрактная, такие скалы, что ли…но которые соответствуют форме лицевой части». В том же интервью художник называет картины с абстрактными трехмерными изображениями «работами группы В» (в то время как живопись с одноглазым героем и человеком-слоном называется «работы группы А»).
Главное, что дает подобное не-фасадное изображение — ощущение удивительной реальности, объемности, материальности. Обитатели аутического (не в качестве симптома, а по своей природе) мира художника — явления не плоскостные. Они вещественны, трехмерны, занимают свое место и первичны по отношению к изображенному пейзажу.
Глядя на серые объекты на картинах Вадима Захарова, определенно можно сказать — картины существуют благодаря им. Первичны именно они, эти существа, а не цитата культурного наследия, не политическое высказывание, не объект желания или что-то другое, что приписывают художникам в качестве истока творения. У Захарова же все определенно: существа, порожденные художником, даже со скрытыми лицами-личинами задают внутреннее пространство, тот ментальный мир, который обналичивается в феномене произведений искусства, в данном случае — живописных полотен. V
Подробный отчет о сохранности высылается по запросу.
