Торги закончились
Эта работа Леонида Пурыгина могла бы также именоваться «Пустынь мира» — так, во всяком случае, определяет изображенное место центральный персонаж, женщина в облике сирены, с обнаженной грудью, белым оперением и куриными лапами, которые растопырились на карминно-красной, будто раскаленной, земле пỳстыни. Тело сирены фиолетовое, и поэтому — вероятно, для привлечения одиноких путников — сирена носила маску белого женского лица с алыми губами. Но пусто в мире, путников нет, маска валяется на земле.
Впрочем, кто-то еще тут есть. Брошенную маску сверху слева разглядывает какой-то персонаж в пышной шляпе, в украшении которой можно разглядеть глаза и крылья летучей мыши. Фон, на котором виднеется этот тонкий прозрачный силуэт, голубоватый — можно считать, что существо в шляпе парит в воздухе. Справа фон зеленеет, сгущается, и в нем появляются профили диковинных бородатых рыб — это уже водная стихия, в которой, впрочем, тоже можно разглядеть силуэт в шляпе. Однако же здесь он развернут прямо на зрителя. Вся композиция строится по типу мизансцены и кулис, такое построение Пурыгин использовал довольно часто. Театральный амбивалентный мир, арлекины, маски, костюмы, декорации, весь антураж неподлинного, обманного внешнего мира привлекал художника как суетная сторона жизни, которой он всегда противопоставлял любовь, дружеские отношения с художественным кругом и само искусство. Пурыгин был, как известно, хорошо знаком с кругом московских соцартистов, которые, заметив художника, помогли ему стать известным.
В этой работе очевидна художественная образованность Пурыгина, его «насмотренность» в отношении мирового искусства: так, в воздушном герое слева читается силуэт кавалера с картин Ватто, рококо или раннего классицизма. Справа же автор воспроизводит классическую иконографию проповеди Св. Антонио рыбам. Пурыгин проявляет себя в этой работе и как амбидекстер, одинаково владеющий обеими руками — ему ничего не стоит, более, того, кажется совершенно логичным разделить надпись идущую изо рта сирены, как струи воды из фонтана, и левую часть воспроизвести зеркально. Подобная равнозначность есть здесь в интерпретации изображений слева и справа — никакой церковной догматики, никакого морализаторства. По отношению к центральному герою, сирене, ни автор, ни водно-воздушная стихия не выказывает ни упрека, ни сожаления, а просто наблюдает, что ж это такое — сирена, сбросившая маску.
