Поток его живописи — бурный, рефлексивный, нервный, неравнозначный. В нем уживаются расслабленная инфантильная «отвязанность» и вдруг педалированная серьезность, чистота наивности и плутовская жутковатая абсурдность, искренняя природная чувственность и стремление к психоделическому самоподстегиванию, нежное и брутальное, псевдо-псевдо.
Что бы там ни говорилось, а смотреть картины или другие живописные жесты Голосия, скользя по их глади или проскальзывая сквозь их бурелом, любо-дорого. Глаз не оторвать, рот раскрыв, немея от наслаждения и благодати.
Но как только попытаешься преодолеть черту видимого и, проникнув в его тайный смысл, раскрыть рот, чтобы поведать, какой же он такой есть, тут же является слово первое: Живопись кончается там, где начинается слово. Нет ничего мучительней и болезненней, чем, вооружившись словом, ковыряться в потемках — в этом адеквате чужой души, что водит кистью даже самого близкого тебе Живописца. Нет ничего нелепей и агрессивней, чем ввергаться в чужое подсознание и копаться в нем, выдавая-выдавливая на-гора «тонны словесной руды», где в пирамидально-терриконовой толще мумифицируется нечто, принимаемое за истинный смысл.
Но не в этих ли муках — спасительное удовольствие, не в этом ли бессмыслии — спасительный смысл? Обреченные говорить как бы «про себя», ухватимся за круг и мы, условившись быть на плаву и не опускаться на дно сего неописуемо живописного моря. А посему слово второе и последнее: Живопись начинается там, где кончается слово. Помолчим. Доверимся оче-видному. Видеть подано.
Из вступительной статьи искусствоведа Александра Соловьева «Два слова о живописи»
Опубликовано в каталоге «Олег Голосий. Introduction», выпущенном в 1991 году. Публикуется с сокращениями.
Олег Голосий, участник сквота «Парижская коммуна» и ключевая фигура украинской «новой волны» 80-90-х гг, для своего творчества выбирал лиричные сюжеты: запечатленные просто и экспрессивно, они оставляют пронзительное впечатление, словно в них воплотились сны и видения не только самого художника, но и целого поколения. Представленная работа 1990 года относится к тому периоду, когда молодое поколение украинских художников стало искать новый живописный язык. По своей манере они были наследниками неоэкспрессионизма, а точнее итальянского трансавангарда — крупноформатной, экспрессивной постмодернистской живописи таких художников, как Сандро Киа, Франческо Клементе, Энцо Куки, Мимо Палладино, Никола де Марио и других. Их полотна были наполнены динамизмом, мифологичностью, фантазийными образами, а также цитатами из классических произведений искусства.
В «Оранжевых безумных в зеленых комнатах» Олега Голосия обнаруживаются черты итальянского маньеризма. Экспериментируя с пропорциями изображаемых объектов, а также со светом и линией перспективы, художник, подобно живописцам XVI века, добивается необычных эффектов, которые влияют на зрительское восприятие работы: вслед за хаотично передвигающимися фигурами, взгляд бегает из одной комнаты в другую, а пространство, казавшееся поначалу замкнутым, словно становится все шире и шире. Обилие насыщенных зеленых оттенков, часто создающих на полотнах Голосия напряженную и даже болезненную атмосферу, здесь разбавляется яркими желтыми цветами, намекающими на скорое обретение свободы, как жизненной, так и творческой. В этом же году в Москве прошла большая выставка украинского современного искусства: став громким событием, она позволила укрепить художникам «новой волны», в частности Олегу Голосию, свое положение на художественной сцене. V
Публикации
Олег Голосий. М.: Риджина, 2003. С. 114
Подробный отчет о сохранности высылается по запросу.
