Все, что выходило из-под руки Олега всегда имело или некий месседж, конечно тайный, или намек, порой весьма прямолинейный. Чтобы понять творчество молодого художника 80–90-х годов, талантливого ребенка из обычной рабочей советской семьи, необходимо понять условия жизни и исторические события того времени. Пожалуй, с конца 1995 года мир начал стремительно меняться, беспощадно оставляя позади те ценности, с которыми жили люди все еще советского пространства. Поколение, рожденное в 60-х, — дети той далекой «оттепели», выношенные под старыми лозунгами «неминуемой победы коммунизма», равенства, братства и мира во всем мире. Те дети ходили в бесплатные школы, обязательно были октябрятами и пионерами и конечно комсомольцами. Бесплатный обязательный стакан молока, котлета с хлебом за 10 копеек или горячий бублик за 5, который можно было обменять на билет в кинотеатр на детский сеанс… Все это принималось как должное и мирное счастливое детство, за которое каждый год на пленуме КПСС отборные пионеры благодарили правительство. Так мы росли, ходили в кружки и изостудии, на футбол и спортивную гимнастику, читая русскую великую литературу и поэзию — убаюканные зыбкой реальностью счастья. Но все это стало рассыпаться в крошево как печенье «Артек», а любимое ситро «Буратино» все больше становилось «Алиготе» или «Солнечной долиной». Дети выросли и вместе с пионерским галстуком с плечей упало то радостное и беззаботное чувство того, что мы живем в самой большой и прекрасной стране в мире, которая победила в жуткой и жестокой войне над фашизмом. Нет, упадок не сразу обнаруживал себя, он медленно крался, как ржавчина поедая и разрушая веру во все то, что было мило сердцу и глазу и чувствам — то была смена эпох! Это поколение было пожалуй последним, которое еще могло понять и запомнить искренность великой жертвы, которую заплатили миллионы советских людей, начиная с 1917 года в том кровавом шествии через развитой социализм к победе коммунизма — великой эфемерной идее, питавшей жизни миллионов, безмолвно и безропотно канувших в Лету. На наших глазах рушилась не только страна, рушилось что-то другое, более тонкое и нежное, чего не ухватить и не описать в словах, некие нити и связи, что держали этот незыблемый колосс, медленно, но верно дававший крен. Запретное и произносимое шепотом среди родителей слово «заграница», больше не вызывало патриотической ненависти, напротив, в нем слышалось все больше интереса и даже надежды. Железный занавес трескался и из щелей дуло ветром свободы, открытости и маняще неизвестного! О «загранице» никто ничего не знал, кроме советской пропаганды о жизни обычного труженика на западе, а это всегда было плохо и страшно.
Когда Олег вернулся из Англии — это была его первая поездка за границу, он плакал два дня, допивая дорогой привезенный виски, и говорил какие мы бедные и глупые, ничего не знаем и не видим, живем в плену и в пустыне. «Даже евреям было лучше — у них был Иисус — а у нас даже Бога отобрали». Нет, он не восхищался западом, он был там первый раз всего недели две, но этого было достаточно чтобы понять, что там живые интересные и добрые люди, тонко понимающие и чувствующие. Люди, способные оценить и распознать настоящее искусство — это то, что сильно его поразило и заставило изменить взгляд на многие вещи.
Картина «Самолет» вскоре появилась очень странным, одиноко стоящим от всех остальных произведений холстом. Олег написал его ночью при одной лампочке в 60 ватт. Холст темный, размытый, как он иногда любил, оранжевое небо то ли восхода, то ли уже заката и силуэт взлетающего самолета — его всегда восхищал воздушный транспорт. Здесь самолет — символ надежды на свободу, отрыв от реальности и тяжести всего земного. Это символ преодоления пространства и тяготения, символ нового и в то же время ускользающего. Бесповоротность принятого решения, отъезд, разлука, сомнения. Некоторая безысходность и в то же время — возможность перемен! Возможность вырваться из прошлого, возможность другого, быть может, трудного, но свежего и нового. То, что давно манило и звало в дальние недоступные края. Желание счастья.
Валерия Трубина
