Фотография изображает Анатолия Осмоловского (признан иноагентом), сидящего на плечах памятника Владимира Маяковского в Москве. Это документация перформанса 1993 года. Молодой художник без уведомления властей взобрался на гигантскую статую, стоящую в публичном пространстве, площади на северо-западе Москвы, названной в честь великого русского поэта.
Поэт Маяковский — символическая фигура русского авангарда 10–20-х годов. В конце своей жизни он поддержал правящий режим, что совпало с его самоубийством. Советская власть, установив памятник поэту-футуристу, как бы канонизировала его, как героя революции, и в этом посмертном признании авангарда как бы вырвала ему зубы, сдала в исторический архив. Такая двусмысленная подмена понятий стала особенно очевидна в либерально-криминальной ельцинской России 90-х годов, подвергшей забвению весь советский пантеон (в том числе и авангардный. Так при бешеной шумихе культурного истеблишмента по поводу Малевича и Родченко, фигура Маяковского в 90-х как бы ушла в тень).
Художник возвращает исторический смысл деградировавшему пространству памяти, увенчанному статуей Маяковского. Свой перформанс он называет «Путешествие Нецезюдика в страну Бронденгнеггов», легендарных великанов в романе Свифта. Художник совершает свое восхождение от лица Нецезюдика, выдуманного им персонажа, имя которого на первом искусственном языке волапюк означает «лишний».
Перформанс имеет подчеркнутый авангардно-дадаистский смысл, поскольку разрушает саму структуру исторического дискурса, навязанного властью как на перформативном так и на понятийном уровне. Слова названия звучат как поэтическая абракадабра русских футуристов, как «дыр бул щыл» Крученого, или стихи дадаиста Швитерса и являются провокацией по отношению пафосной топонимике.
В советское время вопрос легитимности авангарда уже ставился молодыми поэтами 60-х, такими как Вознесенский, Евтушенко и др., находившимися в оппозиции к власти, поэтические чтения которых у этого памятника собирали толпы поклонников, и Осмоловский продолжил в 1990-е их дело.
Своим перформансом он показал, что память для авангарда нового времени, прошедшего школу тоталитаризма, не в поклонении монументам, а в конкретных социальных акциях, нацеленных в болевые точки амнезирующей власти, которая мутирует вместе со временем, но суть которой остается неизменной.
Константин Бохоров
