В 1990–1994 годах в Киеве существовал сквот и одноименное объединение художников «Парижская коммуна», откуда вышла целая плеяда живописцев «новой волны». Участники сквота, молодое поколение эпохи перемен, искали новую визуальность и образность, свободно обращаясь к любым источникам: литературе, советским журналам, телевидению, истории искусства. Сквот в старинном особняке стал не только мастерскими, но и центром культурного андеграунда. Среди художников сквота Олег Голосий отличался «стихийностью» и лиричностью творчества. Получивший в 1980-х художественное образование, Голосий формировался на фоне перестройки и бурных политических процессов тех лет, но в его творчестве не было так модной тогда «посмодернистской иронии». Наоборот, его волновали «вечные вопросы» о бытии, любви, жизни и смерти, смысле всего сущего. Картины Голосия созерцательные, какие бы образы их ни наполняли, они всегда будто обращаются к внутренней жизни человека, к самым глубоким переживаниям.

«Писать как дышать» — пожалуй, так можно охарактеризовать жизненную позицию Олега Голосия, в которой живопись — внутренняя необходимость. Основную часть картин он создал всего за несколько лет необычайно насыщенной творчеством жизни. В 1988–1989 годах его работы отличались экспрессивностью, размашистой манерой письма, насыщенностью сюжетов. В начале 1990-х приходят меланхолические настроения и элегические тональности, эти работы вводят зрителя в мир грез и воспоминаний, в них есть что-то сновиденческое, эфемерное и призрачное.

«Интерьер» 1991 года принадлежит циклу картин камерного для Олега Голосия формата, в котором он в монохромной манере изображал интерьеры. По словам куратора и искусствоведа, идеолога «Парижской коммуны» Александра Соловьева, изображение для этой работы художник взял из книги о доме-музее В.И. Ленина в Ульяновске, которую он приобрел на барахолке. Как и многие художники в те годы, Голосий прибегал к методу заимствования — цитированию произведений искусства, кинематографа, случайных найденных печатных материалов. В то время информации вообще было мало, поэтому все рассматривалось, изучалось, прочувствовалось с любовью и всерьез. У Голосия заимствование чаще носило интуитивный характер, и используя ту или иную композицию, он преображал ее, придавая ей новые значения.

В пустой комнате на первый план выходят всевозможные драпировки: скатерть, ниспускающиеся складки штор, покрытые тканями стулья, как будто в ожидании лучших времен, когда с них будут стряхивать пыль. И только солнечный свет оживляет это пространство. Стилистически работа близка технике гризайли, вызывая ассоциации со старой черно-белой фотографией. Сам интерьер уносит в другую эпоху, напоминая, может, рассказы о жизни помещиков Ивана Тургенева или Антона Чехова. Стулья, стоящие напротив друг друга, открытое окно, сумрачный свет уходящего дня — будто здесь только что вели тихий доверительный разговор о жизни, о любви. Голосий много читал, в основном русскую классику, и почерпнутые впечатления отражались в живописи обобщенными условными образами, в 1991 году он создал ряд картин с литературными аллюзиями. Здесь интерьер становится нерассказанной историей, Олег Голосий удивительным образом наполняет пустоту Чувством. V

---

 

Публикации
Олег Голосий. M.: Regina Gallery, 2003. C. 120 (илл. 190)