В понимании Валерия Кошлякова истинное искусство — это классика. Она — прекрасная и вечная. Во время учебы в Ростовском художественном училище имени М.Б. Грекова он был приверженцем реалистической школы живописи, но там же и начался его путь в современном искусстве — после знакомства с художником Авдеем Тер-Оганьяном. Оказавшись в Москве на рубеже 1980–1990-х, Кошляков обнаружил, что на местной и западной повестке современного искусства «в моде» концептуализм и другой постмодернизм, а классики «выброшены на помойку». Используя для изображения «высокого искусства» бросовые материалы, вроде скотча или картона, Кошляков отчасти переживает именно эту ситуацию. К началу 1990-х он находит свою художественную манеру: масштабность, размашистые экспрессивные мазки, колорит приглушенных тонов, часто напоминающий старинные фотографии сепией или полустертые фрески на стенах древних дворцов и храмов, а может быть и сны.

В это же время Валерия Кошлякова начинают занимать поиски идеального места на земле — своеобразной мифической утопии. На холстах он создает ее, переосмысляя памятники античности, образы из легенд, а также руины великих цивилизаций. Позднее, в 2000-х годах, к ним добавляется имперская эстетика советской России: узнаваемые сооружения словно вписываются в реалии древнего мира так, что уже едва ли можно понять, что это за время. Пейзажи Кошлякова существуют вне этого понятия. Скорее они представляют собой сон или мираж, смешанный с теплой ностальгией по величественной красоте прошлого.

В работе «Москва, Мавзолей» 2000-го года знаменитая постройка на Красной Площади буквально превращается в объект классической культуры — загадочный памятник ушедшей цивилизации вроде египетских пирамид. В самом образе совместились мотивы архитектуры древней цивилизации, стремление к пирамидальности и мумификации. Благодаря тонким подтекам и белым штрихам мавзолей производит впечатление чего-то ирреального, находящегося в дымке времени. Важно отметить, что Валерий Кошляков нисколько не иронизирует над наследием советского прошлого: в его творческом методе нет ничего от соц-арта, к созданию своих холстов художник подходит серьезно и без юмора. Отечественный ландшафт приобретает величественность мировой истории и становится тем, что словно появилось еще до человека и продолжит стоять и после него. Однако отсылки к древнему пейзажу намекают, что вскоре монументальное сооружение может превратиться в руины и станет уже не памятником, а обломком архаичного. Работа «Москва, Мавзолей» становится размышлением о времени: о его разрушающей мощи и относительности. V