Аркадий Петров заявил о себе в 1970-е годы, мастерски сочетая в своих работах традиции русского авангарда начала XX века, в частности неопримитивизм группы «Ослиный хвост» и идеи современного ему соц-арта. Выпускник МГАХИ им. В.И. Сурикова Петров в пику официальному претенциозному соцреализму воспевает чистый китч простодушия реальных советских граждан. «Как еще люди могли развлекаться? Они ходили покупали ковры, ходили в фотоателье, мечтали о Сочи…» — рассказывает Петров о жизни в бедном шахтерском поселке на Донбассе, где он вырос. В своем творчестве художник обращается к образам советской массовой культуры, используя или пародируя их: календари, открытки, плакаты, какая-нибудь оформиловка или самодеятельность — в этом было больше реалистичности, чем в изображении жизни граждан государственной пропагандой. Петров во многих своих проектах (а для него характерно именно проектное мышление) использовал художественный язык лубочного народного гротеска, избегая политизированных высказываний. Он лавировал между стилем и подтекстом таким образом, чтобы получить ностальгические, но в то же время ироничные произведения.

В 1990-х в унисон с переменами в стране, меняется и искусство Аркадия Петрова. После распада СССР, после крушения массива скрепляющей всю жизнь идеологии, казалось, что вся страна стоит в руинах. Подспудно это отражается на героях Петрова: больше нет «райской Аркадии», появляются совершенно новые монструозные персонажи, они кажутся пещерными людьми — их грубые, одутловатые тела проступают на тусклом, серо-коричневом фоне. Именно в этот период Петров как бы обнаруживает «грубую изнанку» общества вокруг, уже ничем и никем не сдерживаемым. Эти бывшие советские граждане оказались в диком, хаотическом мире, выживая и грубея, они продолжают воспроизводить свои прошлые ритуалы и привычки. Примерно в это же время «мутанты» появляются у соцреалиста Гелия Коржева, а у ряда нонконформистов такая тематика соотношения человеческого внутреннего и внешнего лежит в основе творчества, например, нонконформисты Владимир Янкилевский, Олег Целков. Стилистически эта серия 1990-х годов Аркадия Петрова отличается большей экспрессивностью от предыдущих произведений, здесь выражена вся непосредственность наивного искусства.

На представленной картине изображена Венера этой «послераспадной действительности» 1990-х — это читается по иконографическому положению тела и голубю, который является символом Венеры. Лицо героини неоднократной встречается в этой серии, она, своего рода, воплощение новой женственности в новом «диком» мире. В этой картине Аркадий Петров действует подобно авангардисту Михаилу Ларионову, который, используя классическую иконографию — возлежащая женщина, прикрывающая рукой лоно, — изобразил Венеру в лубочной неопримитивистской манере («Венера и Михаил» 1912 года из коллекции Государственного Русского музея в Санкт-Петербурге). Наивная искренность и народная грубоватость резко контрастируют с образами «высокого искусства» — «Спящая Венера» (1510) Джорджоне, «Венера Урбинская» (1534) Тициана, «Олимпия» (1863) Мане. Что же означают цифры «84-93» в названии картины? Кажется, что это годы создания произведения. Но подобные названия встречаются и у других картин этой серии, будто так названы люди, у которых больше нет имен, а только номера. Но судя по одной картине, где изображена героиня с очень похожим лицом, в этом случае это могут быть «параметры» ужасающе прекрасной Венеры. V