Работа продолжает тематику серии «Ни уму, ни сердцу» 1986-1987 годов, над которой я работал еще до появления группы «Инспекция “Медицинская герменевтика”». Тематика серии состоит в том, что ее нет. Как и в моем «представительном искусстве», появившемся ранее в 1983 году, здесь важно восприятие зрителя: произведение строится без определенной идеи и смысла, но имеет некое подобие интриги, которая завлекает и провоцирует зрителя самому выстраивать интерпретацию, конструировать содержание. Можно построить свою историю, пользуясь предоставленным набором сюжетообразующих элементов. Чем скуднее «набор», тем интенсивнее нужно включать воображение.

Мое стихотворение 1987 года стало манифестом серии «Ни уму, ни сердцу»:

А где мне взять такую песню?
Мне никакую негде взять!
Все песни спеты — что же делать? 
Пою о том, что песен нет.

Сергей Ануфриев

 

Сергей Ануфриев — легендарный художник и персонаж тусовки украинского и российского современного искусства 1980–1990-х. В 1987-1991 годах два одессита — Сергей Ануфриев, Юрий Лейдерман — и москвич Павел Пепперштейн образуют группу «Инспекция “Медицинская герменевтика”». Художественный язык Сергея Ануфриева формируется преимущественно в 1980-х. Он словно сочетает в себе методику психоделического психоанализа «Медицинской герменевтики» и лиричные образы в духе «новой волны» живописи киевской «Парижской коммуны». В его творчестве образно и стилистически сильно проявлен «детский дискурс», важный для обоих объединений и вообще популярный среди художников 1980-х. В своих работах, напоминающих то детские рисунки и иллюстрации из детских книг, то метафизические композиции в духе Джорджо де Кирико, Ануфриев обращается к самым глубоким пластам человеческого сознания; создавая парадоксальные композиции, он предлагает зрителю преодолеть и освоить их, чтобы обрести новые пути мышления. Живопись и графика Сергея Ануфриева отличаются светлым и легким настроением, его даже самые галлюцинозные сюжеты оставляют ощущение спокойствия и умиротворения или, как выразился Пепперштейн, «ощущение мистического уюта». V