Торги закончились
Леонид Пурыгин, не будучи душевнобольным, тем не менее, не раз оказывался в психиатрической лечебнице — по причине тунеядства, поскольку психиатрия в СССР выполняла и карательные функции. По свидетельствам друзей, художник не любил пустого холста, так как он напоминал мокрые вафельные полотенца, которыми били пациентов санитары. Действительно, работы Пурыгина отличает цветовая насыщенность (кажется, что большинство пейзажей — ночные) и многофигурность.
«Вид из психиатрической больницы» показывает лечебницу в церкви, что было распространено в советской России — отдавать для подобного рода учреждений монастыри. Другое дело, что под больничные палаты обычно отдавались корпуса келий, в то время как на картине изображен многоглавый собор, похожий на храм в Спас-Косицах в его родном Нарофоминском районе. В этом барочном храме есть любопытная деталь — шар над куполом, на котором установлен крест. Быть может, цветы, прорастающие из куполов на картине, – авторская интерпретация этой детали.
Внутри собора прикован к кровати сам автор в окружении двух ангелов, один из которых протягивает ему терновый венец мученика. Только в этой центральной части полотна идет снег, как бы создавая иллюзорный занавес между сценой на кровати и композицией перед собором. По обеим сторонам от здания стоят санитары в сине-зеленой униформе, со шваброй и шприцем. Под ними — санитар бьет пациента ведром, собака и река, из которой высовывается голова купальщика.
Не менее значимой, чем сцена в церкви, является композиция внизу, возле ряда писсуаров и звезды Давида. Кто, какой известный пациент советской психбольницы помещен в ней, сказать определенно трудно. Быть может, диссидент Виктор Файнберг или Иосиф Бродский? Мучители, среди которых бес, стоят рядком, и все, без исключения, курят. Клоака и дым – так показывает художник самый нижний, адский уровень композиции. Потом взгляд поднимается вверх, по снежинкам, по стеблям цветов и — вот, в небесах, ряд портретов в рамочках овальных, среди которых есть какой-то Слава, и есть пустое, еще ждущее своего героя, место.
О художнике:
«Гений из Нары» как он сам себя называл, Леонид Пурыгин представляет редкий пример отечественного «наивного» художника, добившегося широкого признания при жизни и оказавшего некоторое влияние, в том числе, и на творчество «профессионалов». Строго говоря, он существенно выделяется характером своего творческого развития из ряда мастеров «ар-брют». В отличие от большинства из них, Пурыгин развивался, соприкасаясь с миром «серьезного» искусства. Мечтая о том, чтобы стать живописцем, он предпринял восемь (!) провальных попыток поступления в Московское художественное училище памяти 1905 года. Даже беглое знакомство со зрелыми произведениями Пурыгина неминуемо приводит к предположению о его хорошем знании как минимум древнерусской иконописи и искусства северного Возрождения — Ван Эйка, Мемлинга, Босха (не случайно применительно к творчеству художника специалистами используется определение «русское наивное босхианство»). Примечательно, что круг общения Пурыгина включал крупнейших представителей как официального, так и неофициального искусства — Татьяны Назаренко, Дмитрия Пригова, Бориса Орлова. Вряд ли кто из «наивных» авторов со времен таможенника Руссо, мог похвастаться столь впечатляющими творческими связями. В противоположность многим самодеятельным художникам Пурыгин отличается на удивление сложным восприятием реальности. Его позиция наблюдателя может быть названа надмирной — близкая художнику идея космического всеединства предполагала своего рода визионерское воспарение с целью максимально широкого охвата мироздания. Не лишенный некоторого беспокойства и суеты, но в целом праздничный и яркий мир Пурыгина расцвечен радужными красками, населен множеством гротескных существ. Для более полного показа действительности живописец подчас преодолевает традиционную форму станковой картины, создавая некие подобия створчатых североевропейских алтарей или же русских складней. V
Подробный отчет о сохранности высылается по запросу.
