Перед нами абстрактная скульптура, рожденная не по эстетическим композиционным правилам, а как побочный продукт целенаправленного действия в личной каменоломне духа, не отягощенная подражательным грузом. Ваяние Садовника музыкально-абстрактно, и зрителю слышен звук хлесткой пощечины, может быть, пощечины общественному вкусу, а может быть, пощечины самому произведению. Из-за точности форм и сочетания материалов слышится стоматологический скрежет зубов — не этот ли звук олицетворение времени? Или это другой звук — звонкая и протяжная струна внутри пианино, разрывающая пустоту. Музыкальность в визуальном характерна для Садовника, возможно, потому, что по образованию он связан больше с музыкальной композицией. То качество, которое придает абстрактному искусству его предельность — абстрактность в живописи автора, — ему удается перенести в скульптуру как вещественную и осязаемую. Но искусство Садовника сложно назвать чисто абстрактным из-за названий его работ, наполненных сложным нарративом (КИ-1, КИ-2, О-1 — это инвентаризационные номера его произведений). Это противоречие между абстрактным и сюжетно-нарративным в названиях, на самом деле, больше похоже на процедуру «снятия» в философском смысле. Сюжет, который невозможно увидеть, сюжет, который не требует видимости и прочтения, поскольку скульптура-энергия меньше всего нуждается в материальной сатисфакции и окончательной форме, — вот редчайшие свидетельства столкновения энергии с материей. Скульптуры-руины, осколки которых ранят нас и цепляют — так работают эти произведения, с одной лишь оговоркой: эти полученные раны бескровны и делают нас сопричастными искусству художника.
Контраст выгрызенной поверхности и максимальная категоричность вступают здесь в визуальное взаимодействие со сложным античным референсом на мраморную скульптуру — то ли греческую, то ли римскую по духу. От событий пространства, создаваемых художником Садовником, зритель испытывает ощущение пика восторга, которое затем сменяется разрядкой. Свобода работы с масштабом и пропорциями заставляет испытывать зрителя чуть ли не первобытные чувства — учащенное сердцебиение, высвобождение адреналина. Здесь можно говорить о сильном воздействии, вполне возможно, докультурном. Что именно служило вдохновением художника, трудно сказать, но, по моему мнению, интерес автора к профессиональному альпинизму, страсть к восхождениям в горы, где каждый шаг сопряжен с ощущением остроты жизни и близости смерти, — это один из ключей к пониманию его творчества.
Пощечина и укус, пришедшие в образе этого проекта, лишь немного описывают мощную выставку, созданную для сильных визуальных потрясений, — она заставляет выйти зрителя из безопасного положения и стать сопричастным искусству Садовника, потому что это встреча с энергией почти в её чистом виде.
Семён Мотолянец
Скрыть