Родившись в семье бывшего военного, переквалифицировавшегося в кукольника-моделиста, Пурыгин с первых лет жизни был окружен атмосферой художественного ремесла. И, несмотря на то, что детство и юность художник провел в военном городке вблизи Наро-Фоминска, он хорошо знал традиции иконописи, декоративно-прикладного искусства, резьбы, росписи — всего того рукоделия, которое наполняло крестьянский быт за полвека до этого и которое сохранила в себе послевоенная провинциальная жизнь. Знакомство с советским андеграундом помогло Пурыгину найти счастливую формулу своего искусства путем трансформации православных иконописных канонов в элементы собственной приватной мифологии. Таким образом, в наивной стилистике его работ решались далеко не простые задачи постмодернистской культуры: иронического переосмысления понятий художественного гения и оригинальности творческого жеста.

Для представленной работы Пурыгин использует форму житийной иконы с клеймами, в которые вводит элементы идеологии неофициального искусства, портреты «святых» нонконформизма, обозначая их усеченными именами: Крапот (П.А. Кропоткин) и Бакун (М.А. Бакунин). Обычно клейма в иконе читаются по часовой стрелке сверху и слева направо, и первое клеймо находится в левом верхнем углу. Затем клейма читаются попеременно слева направо на боковых полях и заканчиваются в правом углу нижнего поля. Итак, начинается житие со сцены смерти — распятие в иконографии Голгофы и с инициалами художника «Л.П.». Следующее клеймо — отсеченная глава с надписью «.ПАСТ» — возможно, это транслитерация английского past, то есть «прошлое». Затем идут повешенные и кастрированные Адам и Ева, а внизу – Кропоткин и Бакунин. В центре, на так называемом иконном среднике – обнаженный художник, воскресший из цветочной корзины, откуда взялся и фиговый листок. Таким образом, сюжет можно толковать как миф о втором рождении художника, где человеческое прошлое предстает в весьма жестоком и кровожадном виде, а новая, творческая жизнь прекрасна и естественна, как цветы. V