Наследие Гелия Коржева занимает особое место в отечественном искусстве. Вошедший в советскую живопись как один из зачинателей так называемого «сурового стиля» наряду с В. Попковым, Т. Салаховым, Н. Андроновым, П. Никоновым, по мировоззрению и пластическим приемам Коржев разительно отличался от своих коллег. В сравнении с другими суровостильцами он казался наиболее «правым» — его искусство было полностью свободно от каких-либо модернистских реминисценций. Если большая часть его сверстников искала вдохновение в творчестве бубновалетцев и художников ОСТ а, Коржев в подаче сюжета и живописном языке будто бы демонстрировал наибольшую близость поздним передвижникам и выглядел консерватором, несмотря на склонность к широкому обобщению формы, роднившую его с другими суровостильцами. Тем не менее, уже с середины 1950-х годов в его понимании картины начинает проявляться уникальная для искусства того времени черта — тяготение к нарочито кадрированной композиции с подчеркнуто укрупненными, подчас представленными в неожиданных ракурсах фрагментами фигур. В наиболее известных работах живописца — триптихе «Коммунисты» и в особенности в цикле «Опаленные огнем войны» — этот «кинематографизм» композиции был доведен до предельной остроты, что в свое время вызывало упреки советской критики. Кажущийся «консерватизм» художественного языка Коржева будто бы должен был привести к его неминуе- мому забвению. Однако же случилось противоположное. Из всех суровостильцев именно Коржев оказался наиболее влиятельным и актуальным автором. Переживая драматические события истории своей страны и всякий раз откликаясь на них новыми сериями картин, художник сумел остаться собой вплоть до последних дней творческого пути и не потерять способность говорить о подлинно существенных проблемах, не повторяясь и не вызывая насмешек сомнительными имитациями новаторства. Цикл «Мутанты», появившийся в начале 1990-х годов; трагические полотна, повествующие о чудовищной нравственной деградации российского населения постперестроечного времени; многочисленные холсты, разрабатывающие сюжеты из «Дон Кихота»; наконец, масштабная библейская серия — все эти поздние работы, поначалу прини- мавшиеся недоброжелателями в штыки, спустя годы выстроились в грандиозную живописную панораму наряду с работами советского периода. Это — беспрецедентное явление по цельности и силе художественного воздействия. Предлагаемые на торги произведения Коржева дают редкую возможность приобщиться к «кухне мастера». Это эскизы к крупноформатным работам «Мутанты» (1973) и «Пир» (1987), впервые экспонированным на персональной выставке «Гелий Коржев. Мутанты», прошедшей в московской галерее «Рид- жина» в 1993 году. Эта нашумевшая в свое время экспозиция открыла широкой публике новую страницу в творчестве одного из тех советских живописцев, чей образ был, казалось, окончательно сформирован, от кого никто уже не ожидал ничего интересного. Тем не менее, «Мутанты» представили Коржева в новом свете, шокировав зрителя мрачными сюрреалистическими образами. Вместе с тем, живописец остался верен себе. Его работы ни в коей мере не подражательны, их нельзя рассматривать как опыты цитирования западного искусства в погоне за актуальностью. Эскизы, представленные на торги, показывают этапы длительного, растянувшегося на два десятилетия процесса работы над замыслом «Мутантов». Написанные с необыкновенной реалистической силой, монстры Коржева не знают прямых аналогов в искусстве ХХ столетия — как, впрочем, и прошлых веков. Эти пугающие химеры не похожи на созданий И. Босха, С. Розы или И. Фюсли. Более всего сегодняшнему зрителю они могут напомнить кинематографические образы гоблинов и орков, рожденные гораздо позже воображением Питера Джексона в его экранизации «Властелина колец» Р.Р. Толкиена. Однако коржевский гоблинарий далек от безобидного пантеона сказочных чудовищ — его отчаянно жестикулирующих, вырывающих друг у друга добычу, горделиво позирующих уродцев следует рассматривать как своего рода персонификации разрушительных исторических сил, приведших к экономическому, политическому и культурному краху нашей страны. В гротескной форме художник излагает здесь предупреждение, которому вскоре суждено будет стать пророческим.V