Один из наиболее влиятельных художников московской концептуальной школы, Иван Чуйков выделяется в рамках этого направления независимостью своих артистических стратегий. В отличие от И. Кабакова или В. Пивоварова, Чуйков почти не интересуется выстраиванием персонального нарратива и более всего увлечен исследованием структуры живописного произведения. Художник методично разрабатывает вопросы взаимодействия реальности и изображения во всем многообразии форм. При этом необходимо подчеркнуть, что изображение в понимании Чуйкова отнюдь не наделено сакральным статусом, не является неприкосновенной составляющей картины – для художника оно, скорее, представляется пластичным внешним слоем, свободно обтягивающим поверхность, будь то обычный холст или сложный пространственный объем. При этом органичные связи между живописью и ее основой распадаются: живописная компонента приводится Чуйковым в состояние конфликта с другими составляющими произведения.
Представленная на торги работа 1993 года «Золотая дверь» дает яркий пример творческого осмысления Чуйковым сегодняшней проблематики живописного слоя. Избегая традиционной позиции художника, говорящего от первого лица, Чуйков свободно пользуется различными языками, в данном случая обращаясь к приемам абстрактного экспрессионизма 1950-х годов: спонтанными жестами, напоминающими нью-йоркскую «живопись действия», наносятся на изображающую полотно двери золоченую поверхность яркие мазки. Результат, на первый взгляд, близок к «комбинированным картинам» Роберта Раушенберга и «картинам-объектам» Дж. Джонса, однако, это сходство по большей части оказывается внешним. Действительно, живописный слой Чуйкова всегда сохраняет свою автономность – в отличие от одеяла Раушенберга или флага Джонса, намертво срастающихся с каждым движением кисти; его можно снять и перенести на другую поверхность, натянуть на другую форму (к примеру, воспользоваться излю- бленным основанием художника – оконной рамой). Парадоксальным образом, выявляя пластичность и изменчивость живописного слоя, Чуйков тем самым включается в напряженную полемику о судьбах живописи. И значимость его вклада определяется в большой мере самим уже фактом постановки неудобных и не имеющих однозначного решения вопросов. V
