«Для меня «Медуза» — идеальный образ для искусства золотой поры. К образу Медузы обращались величайшие европейские художники. Можно вспомнить и Челлини, и, естественно, Караваджо. Это своего рода упражнения в предельной живописной виртуозности. Караваджо делает такую вау-картину, при виде которой человек должен испугаться, у него должны сразу выскочить из орбит глаза и отвиснуть челюсть. И Рубенс со Снейдерсом в своей великолепной коллаборации делают то же, пытаясь конкурировать со своими вдохновителями. Ну а помимо прочего, это ещё и торговый знак фирмы Versace, благодаря которому образ известен многим нашим современникам. В общем, Медуза стала еще и вульгарной попсой. И когда ты подступаешь к такому образу — это серьезное испытание. С одной стороны, ассоциации с миром высокого искусства, с другой — жутчайшая кринжатина, которая известна в худшем кустарном низовом изводе, в виде пиратских вещей, образцов мерзейшей логомании. А я, как вы знаете, люблю эти крайности — чудовищный низовой трэш и наивысший регистр искусства. Я решил что-то подобное и сделать. Но моя «Медуза» все же жива. Это не мертвая отсеченная голова, она представлена в силах, во гневе. И взгляд ее сохраняет свое завораживающее действие».
Егор Кошелев
О художнике:
В 2003 году Егор Кошелев окончил Академию им. С.Г. Строганова (отделение монументальной живописи), а в 2006 году, защитив диссертацию о Тинторетто, получил кандидатскую степень по искусствоведению. Благодаря академическому образованию он блестяще владеет художественным мастерством. Однако в творчестве Кошелева реалистическая школа советской живописи стала всего лишь базой, в которую вклиниваются и которую трансформируют самые разные стили. Кошелев использует историю искусства как багаж, из которого достает различные историзмы — от маньеризма до футуризма и неограффити. Как будто Якопо Понтормо, Пабло Пикассо или Умберто Боччони вдруг попали в ХХI век и стали соавторами современного художника. Используя разные художественные языки, он не переписывает историю искусства, но добавляет их в свое творчество, как краски в палитру.
Ранние проекты Егора Кошелева были связаны с эстетикой граффити: сам художник некоторое время занимался этим видом уличного искусства. Знаковые системы эпохи высоких технологий, ее коды были переосмыслены с большой долей иронии. Затем в центре его внимания оказалась фигура художника: для него, как и для многих сегодня, автор оказался даже интереснее собственного произведения. Так появился сюжет о выдуманном художнике — сюрреалистичный, пародийный, но также полный самоанализа.
«Последний художник» — альтер-эго Егора Кошелева: рефлексирующий и амбициозный персонаж, характерный для московской арт-сцены тип «молодого художника». Он — организатор подземного (читай: андеграундного) сопротивления, которого поддерживают скромные обитатели недр. Землеройки, крысы, кроты, сколопендры — члены нового художественного сообщества, представители «крысиного концептуализма», «акционизма кольчатых червей» или «абстрактной живописи кротов».
В последнее время художник занимается переосмыслением модернизма и его формальных приемов, оставшихся в далеком прошлом, вне современной арт-моды. Как, например, принцип симультанности движения, характерный для футуризма, или круговой показ пластической формы при помощи рассечения пространства и объема, присущий кубизму. Только вместо скрипок, над которыми колдовали кубисты, Кошелев препарирует бумажные стаканчики из-под кофе, мусорные ведра или наушники. Впрочем, этот эксперимент — не самоцель. Главное для художника — исследовать, как приемы футуризма и кубизма могут отразить оптику взгляда человека цифровой эпохи. Игра со стилями прошлого в чем-то напоминает моду на винтаж — это возможность выделиться из толпы и в то же время остаться уникальным и современным.
Лауреат премии Strabag Kunstforum (2012). Работы в коллекциях ММОМА, Государственной Третьяковской галереи, Государственного Русского музея, Государственного музея-заповедника Царицыно. V
Подробный отчет о сохранности высылается по запросу.
