«Среди моих любимых образов Девы Марии — “Греческая Мадонна” Джованни Беллини, хотя и достаточно ранняя, но уже зрелая и самостоятельная работа мастера, в которой есть византийский отголосок, особая строгость и выверенная графичность общего композиционного решения при редкой человечности в трактовке мотива. Конечно, мне очень нравится “Петроградская Мадонна” Кузьмы Петрова-Водкина. Если кто-то в нашем искусстве и приблизился к вершинам итальянского раннего Возрождения, то именно Кузьма Сергеевич в этой вещи.
Представляемая композиция не цитирует какое-либо из прежних прочтений мотива. Как-то в метро во время возвращения домой я наблюдал молодую маму и сидящего у нее на коленях ребенка. Обычная ситуация, но любопытно здесь было то, как именно выстраивалось общение между двумя ближайшими людьми — каждый из них был полностью поглощен своим гаджетом. И вместе с тем, привычные связи через позы и жесты между ними сохранялись, но внимание было переключено на другую реальность, на скрытое за плоскостью экрана визуальное пространство. Завораживающая и тревожная сцена, в которой близость оказывается объединена с отчуждением. Впечатление она произвела весьма болезненное, но, вместе с тем, на пластическом уровне я получил новый опыт видения вечного мотива матери и дитя, который в разные эпохи дал немало великих художественных воплощений. Решение сложилось у меня более или менее сразу. Я изначально хотел, чтобы эта вещь была чем-то большим, чем просто наблюдение, с которого все началось, больше, чем жанровая картина — наблюдение городской жизни. Мне хотелось приблизиться к состоянию монументальной росписи. И я понял, что для этого мне нужно резко сократить количество цветов, чтобы в картине сохранилась та обобщенная условность, которая изначально была желанна. отсюда такая хроматическая лапидарность и диктат крупных пятен локального цвета. Долгое время работа не покидала мастерской, лишь мой ближайший круг был знаком с ней. И буквально несколько месяцев назад мы показали этот холст впервые в составе инсталляции “Хранилище”».
Егор Кошелев
Работа входила в состав масштабной инсталляции «Хранилище», созданной для персональной выставки Егора Кошелева «Гештальт художника или внезапная ретроспектива» в ММОМА.
О художнике:
В 2003 году Егор Кошелев окончил Академию им. С.Г. Строганова (отделение монументальной живописи), а в 2006 году, защитив диссертацию о Тинторетто, получил кандидатскую степень по искусствоведению. Благодаря академическому образованию он блестяще владеет художественным мастерством. Однако в творчестве Кошелева реалистическая школа советской живописи стала всего лишь базой, в которую вклиниваются и которую трансформируют самые разные стили. Кошелев использует историю искусства как багаж, из которого достает различные историзмы — от маньеризма до футуризма и неограффити. Как будто Якопо Понтормо, Пабло Пикассо или Умберто Боччони вдруг попали в ХХI век и стали соавторами современного художника. Используя разные художественные языки, он не переписывает историю искусства, но добавляет их в свое творчество, как краски в палитру.
Ранние проекты Егора Кошелева были связаны с эстетикой граффити: сам художник некоторое время занимался этим видом уличного искусства. Знаковые системы эпохи высоких технологий, ее коды были переосмыслены с большой долей иронии. Затем в центре его внимания оказалась фигура художника: для него, как и для многих сегодня, автор оказался даже интереснее собственного произведения. Так появился сюжет о выдуманном художнике — сюрреалистичный, пародийный, но также полный самоанализа.
«Последний художник» — альтер-эго Егора Кошелева: рефлексирующий и амбициозный персонаж, характерный для московской арт-сцены тип «молодого художника». Он — организатор подземного (читай: андеграундного) сопротивления, которого поддерживают скромные обитатели недр. Землеройки, крысы, кроты, сколопендры — члены нового художественного сообщества, представители «крысиного концептуализма», «акционизма кольчатых червей» или «абстрактной живописи кротов».
В последнее время художник занимается переосмыслением модернизма и его формальных приемов, оставшихся в далеком прошлом, вне современной арт-моды. Как, например, принцип симультанности движения, характерный для футуризма, или круговой показ пластической формы при помощи рассечения пространства и объема, присущий кубизму. Только вместо скрипок, над которыми колдовали кубисты, Кошелев препарирует бумажные стаканчики из-под кофе, мусорные ведра или наушники. Впрочем, этот эксперимент — не самоцель. Главное для художника — исследовать, как приемы футуризма и кубизма могут отразить оптику взгляда человека цифровой эпохи. Игра со стилями прошлого в чем-то напоминает моду на винтаж — это возможность выделиться из толпы и в то же время остаться уникальным и современным.
Лауреат премии Strabag Kunstforum (2012). Работы в коллекциях ММОМА, Государственной Третьяковской галереи, Государственного Русского музея, Государственного музея-заповедника Царицыно. V
Подробный отчет о сохранности высылается по запросу.
