Галерея Пальто. Интервью с Александром Петрелли

Галерея Пальто

Основана: 1995

Основатели: Александр Петрелли и группа «Перцы» (Людмила Скрипкина и Олег Петренко)

Александр Петрелли, художник, лицо и тело Галереи Пальто, о собственном жизненном пути, продажах выставок целиком и о том, почему русское искусство не хуже западного.

Все началось с «подпольной торговли порнухой»

Галерея Пальто была нашим совместным проектом с группой «Перцы» — Людмилой Скрипкиной и Олегом Петренко. В 1995 году у меня было выдающееся драповое, такое гробоподобное пальто, которое я приобрел в Одессе на Староконном рынке за пять рублей. В детективах 1950-х годов можно видеть подобный фасон — и преступники, и следователи, все в одинаковых пальто. Начиналось все как шутка: в фильме «Иван Васильевич меняет профессию» есть спекулянт радиодеталями, вот «перцы» и предложили: «Саша, давай откроем в твоем пальто галерею».

Дубосарский с Виноградовым только начали работать вместе, и первая персональная выставка как дуэта в России была в Пальто. Если не ошибаюсь, они уже после выставились у Иры Филатовой в Галерее Файн Арт. Они сделали специальный проект, сами сколотили маленькие подрамнички размером с пачку сигарет и поменьше, натянули холсты и написали фрагменты из порножурналов, хард-порно. Гетеро, но жестко. Выставка со странным названием «Художники против секса» проходила в клубе «Манхэттен Экспресс». Дубосарский с Виноградовым выступили «за». Помимо художников и искусствоведов там были завсегдатаи — «малиновые пиджаки». Кто-то из них нажаловался владельцу клуба, что ходит человек в пальто и предлагает порнуху. Пришел хозяин и устроил скандал: «Что вы тут клиентов распугиваете?» Сошлись на том, что я продолжаю ходить в пальто, но не открываю его публично. Если кто-то захочет посмотреть, я отвожу зрителя в туалет и там тайно показываю. То есть галерея вернулась к своему прообразу: подпольной торговле порнухой в туалете. Ни одной вещи не было продано! Потом Дубосарский с Виноградовым продали все целиком за тридцать тысяч евро.

Как работает Пальто и психофизическая энергия искусства

Надо сказать, театральность мне близка с детства. Я даже работал в Одесском оперном театре артистом миманса — это люди, которые выходят на сцену и ничего там не делают. Выполняют функцию мебели. Стоят или ходят по сцене с копьем, мечом, алебардой, на худой конец с бокалом вина.

В конце 1980-х в Москву перебрались старшие товарищи моего тогдашнего круга общения: «перцы», Лейдерман, Ануфриев, Лёня Войцехов. Спустя какое-то время, в 1991-м, переехал и я. Жил в мастерских на Чистых прудах, рисовал шариковой ручкой на холстах и бумаге рок-группы. Недавно о них вспомнила Зоя Черкасская. Хочет сделать проект по мотивам этих рисунков, я был дико растроган.

Внутри меня между художником и галеристом существует определенная ревность. Вот носишь на себе картинки и думаешь: «Не так это надо делать, а вот так!»

Лучше всего использовать пальто без подкладки, типа шинели. Либо подкладка должна быть однотонной. Чаще всего она бывает темной, за счет этого работы начинают иначе звучать. Так обычно показывают графику в музеях. Осенью 2018 года я был в Вене, ходил на Брейгеля. Полумрак в зале и точечный свет на работы очень эффектно выглядит — в полутьме создается некий визуальный вакуум, который не отвлекает от произведения.

Впервые на Западе я оказался не в качестве художника и не в качестве галереи, а в качестве, скажем так, жениха. У меня была голландская подружка, и в 1993 году я приехал в Амстердам. Конечно, это был шок и культурный, и в каком-то смысле антропологический. В Stedelijk Museum я наконец-то увидел живьем те произведения, которые знал по иностранным журналам. Помню, подошел к работе Уорхола и потрогал ее, как Фома неверующий. Нужно было удостовериться, что это не символ, а конкретная вещь. Мне кажется, что сегодня материальная сторона произведения приобретает некоторую дополнительную ценность в контексте виртуализации искусства. Очень много зрителей видят выставки и имеют смелость о них судить, просто посмотрев на телефоне посты в Facebook. Миниатюры в Пальто изначально подразумевают маленький формат, это не уменьшенные репродукции.

По репродукции мы можем составить впечатление о замысле художника, отчасти представить себе, как решена задача пластически. Но, помимо этого, в работе присутствует так называемая психофизическая энергия, которая, конечно же, через репродукцию если и передается, то в сильно урезанном виде. Эта психофизическая энергия — своего рода медиум между художником и зрителем. Почему, собственно, так важен оригинал.

Галерея — приватное пространство, как панцирь улитки, только статичная, а у меня улитка мобильная, но суть та же. В Пальто иногда помещалось много работ — рекорд Сергея Шутова в шестьдесят картин еще не побит. Это было в 1996 или 1997 году. Шутов выставил графику 10 × 10 см под стеклом в алюминиевых рамочках. Было довольно тяжело из-за стекла. В тот момент у меня в голове возник образ чешуи броненосца.

Начиная с конца 1990-х трудно представить себе культурную сцену Москвы без Галереи Пальто. На всех сколько-нибудь значимых мероприятиях так или иначе я «фонил».

Участия в ярмарках и продажи выставок целиком

Вспоминаю ранний опыт, когда на «Арт Москву» мы еще с «перцами» ходили втроем. Реакции были такие: либо полный игнор, человек смотрит и тут же отводит взгляд, как будто тебя не замечает, либо улыбка и смех: «ой как классно, ой как здорово». Собственно, две такие реакции характерны и для западной сцены.

Первый раз я отправился на заграничную ярмарку в 2002 году — Art Forum Berlin. Это было довольно утомительно: носить на себе порой достаточно тяжелые вещи, раз пятьсот за день с улыбкой говорить «здрасьте», все показать, рассказать, да еще на английском.

В 2004 году хозяйка лондонской галереи White Space Аня Стоунлейк пригласила меня участвовать в London Art Fair. Галерея из России была одна — Пальто. На viennacontemporary 2018, где я участвовал по приглашению Фонда Аксёнова и Дмитрия Юрьевича лично, выставкой Димы Гутова был установлен еще один рекорд. С момента монтажа до момента заключения сделки прошло меньше пяти минут. Я успел пройти метров тридцать и встретил Алину Глазун. Она водила экскурсии по ярмарке. В тот момент ее экскурсантом был Михаил Абрамов, создатель частного Музея русской иконы. Он посмотрел выставку и говорит, хочу купить одну из работ. Я отвечаю: «Подумайте, зачем вам одна маленькая картинка? Возьмите все сразу. За относительно небольшие деньги у вас будет приличных размеров вещь известного художника». Он поразмыслил минутку и, слегка снизив цену за опт, согласился. По просьбе Гутова я еще немного походил с его работами в ознакомительных целях, затем сменил экспозицию. У меня было заготовлено три пальто на день. Я просто менял их раз в полтора-два часа. Из австрийских художников были группа Желатин, они очень хорошо пошли, а также Рита Новак и Мануэль Горкевич.

Выставку целиком я продавал не впервые. К примеру, Игорь Маркин взял всю серию Кости Звездочётова. Аркашу Насонова купил голландский художник Эмо Веркерк вместе с пальто. Володя Овчаренко стал обладателем выставки Светы Шуваевой. По-моему, это самое разумное, что можно сделать. Цена остается маленькой, а вещь, если грамотно все развесить, может получиться внушительных размеров. Несколько раз покупали Пальто с групповой выставкой как самостоятельный объект Пьер Броше и Паруйр Давтян. Даже в Третьяковской галерее есть экземпляр Пальто.

В декабре 2018 года по инициативе моего друга, берлинского художника американского происхождения Брэда Дауни и новосибирской галереи Apollo Gallery я ездил в Майами. Параллельно с Art Basel Miami проходит множество ярмарок-сателлитов, где продают довольно посредственное и во многом вторичное искусство, очень похожее на то, что делают известные художники. Мало того, там было очень много фриков в невероятных, вычурных одеждах, так что Пальто отчасти терялось. Я до сих пор не уверен, что надо было ехать. Если бы удалось попасть на Art Basel, другое дело, — контекст многое меняет.

Московские галереи, которые занимаются современным искусством, никогда не позволят себе выставлять подобного рода эпигонов. Но в США, да и в Европе спрос на такое искусство очевидно немалый. Иначе таких мероприятий попросту не устраивали, если бы это не приносило доход. Наши галереи занимаются высоким искусством. Понятно, что финансовая составляющая важна, но у каждого есть амбиции открыть новое имя, сделать значимую выставку, и это правильно.

Но вот с рынком у нас проблемы — в большинстве случаев коллекционеры ждут, пока художника признают на Западе, и лишь потом начинают его покупать. К тому же стараются сбить цену, вместо того чтобы ее повышать. Получается, русский коллекционер не доверяет русскому искусству. В России, я так понимаю, всегда была тема, что мы очень любим «заграницу», а у нас все сиволапые, ни хрена не умеют. Притом что наши художники ничуть не хуже западных коллег.

Выставочное разнообразие

Иногда я работаю с неизвестными молодыми художниками. Вот, к примеру, в Питере я увидел Александру Демидову и показал ее на открытии выставки Звездочётова. Какой-то минимальный успех был, что-то я там продал, хотя тусовка была в основном из художников, не очень платежеспособная. Я сделал анонс в Facebook, а Марат Гельман репост: «Пальто открывает новые имена». Когда ко мне обращаются молодые художники, работы которых мне нравятся, конечно же, я их выставлю и с большим удовольствием.

Определенные риски связаны с экспонированием тиражных вещей. Офорт или шелкографию продать гораздо сложнее, если автор не очень известен. Хотя стоят они дешевле, но все хотят уникальность. Я сам тоскую по вещизму, что возвращает реальность от знака к образу. В моем случае, риском это назвать не совсем уместно. Чем, собственно, я рискую?

Видео-арт я показывал лишь однажды, Андрея Великанова, еще в 1990-х. Продавал видеокассеты VHS. На животе у меня висела камера Hi-8, где на экранчике шло видео, сверху была картонка с увеличительным стеклом, как у первых телевизоров, и наушники. Можно было подойти, посмотреть, послушать и купить кассету за 20 баксов. Я даже продал что-то. Хотелось бы повторить опыт с видео в новых технологических условиях.

Одним из рисков я для себя называю «столкновение с неподготовленным зрителем». Это когда мне советуют быть голым. Подбегает какой-нибудь «выдумщик» с выпученными глазами и говорит: «Я понял! Тебе нужно быть голым под пальто!»

Интервью с галеристами-участниками к аукциону ГЕРОИ НАШЕГО ВРЕМЕНИ