«В силу разных причин, какие-то части этой большой картины еще не открыты», — интервью с Владимиром Логутовым

Владимир Логутов обратил на себя внимание как художник видео-арта и во второй половине 2000-х довольно быстро получил известность. Затем к видео прибавились объекты и инсталляции, а потом еще и опыт куратора. Однако начинал Владимир Логутов как живописец и график, получив классическое художественное образование. Сейчас художник снова обратился к живописи и представил во VLADEY на Неглинной новую серию черно-белых холстов «В пламени брода нет». VLADEY поговорил с Владимиром Логутовым о выборе средства общения со зрителем и парадоксе изображений.

VLADEY: Как появилось название выставки 42/44? Возраст, в который создавались эти произведения?

Владимир Логутов: Это идея герметичного названия, не имеющего однозначной интерпретации, уходящего корнями во что-то математическое или техническое. Например как размеры, габариты, калибр, такт, марка стали, порядок, координаты, годы…

V: Вы очень многогранный художник, который работает и с объектами — рельсами, и с живописью, и с видеоартом. От чего зависит выбор способа разговора со зрителем?

В.Л.: Мне кажется, это зависит от художественной задачи, и медиум выбирается с точки зрения наиболее эффектной ее реализации.

V: Как ваш кураторский опыт повлиял на вашу работу художника?

В.Л.: Думаю, я стал больше мыслить выставкой, а не отдельной вещью. Вопрос взаимодействия произведения со зрителем стал более важным, понятие «художественной ситуации» — все это теперь часть художественной практики. 

V: Вы работаете и с фигуративной живописью, и с абстракцией наравне, что тоже редкое свойство. Почему в новой серии вы обратились именно к абстракции, хоть эти работы ей и притворяются?

В.Л.:  Да, эти картины, только на первый взгляд выглядят как абстрактная живопись. Мне нравится этот парадокс, что я по сути создаю изображение, в котором есть образ, но просто сам изображаемый мной объект по своей природе визуально абстрактен, например огонь или вода, или хаотическое скопление предметов. Таким образом получается, что я делаю реалистическую картину, которая в свою очередь может восприниматься, как экспрессивная абстракция. Это похоже на тень от пламени, оно само по себе прозрачно но тень отбрасывает.

V: А какие инструменты нужны зрителю, чтобы понять, что на картинах — огонь?

В.Л.: Я думаю, что никакие не нужны, потому что нет задачи понимать, что на картинах огонь. Это ощущение огня, визуальность пламени, которая по своей природе абстрактна. Задача «узнавания» актуальна для искусства, которое рассказывает истории. 

V: Насколько вообще вам близка идея что-то объяснять зрителю? 

В.Л.: Я за то, чтобы подготовленный зритель контактировал с произведением напрямую, без посредника в виде объяснения. Зрителю может казаться, что объяснение расширяет его восприятие, но по факту оно сужает зрительский опыт, низводя его до оценки того, как талантливо художник поработал с темой или «проиллюстрировал» ту или иную идею. Опыт непосредственного взаимодействия с произведением может быть гораздо шире, включая неожиданные повороты интерпретаций, основанные на личном переживании и персональных ассоциациях. Это может сделать такой опыт уникальным, выходящим за пределы хорошо рассказанной истории.

Другое дело просвещение, воспитание зрителя, если кто-то берет на себя эту функцию. Это как учиться читать, и уже читать книги научившись, это немного разные процессы. Путаница часто заключается в том, что на выставки приходят люди и которые уже «умеют читать» и которые еще только учатся. Это конечно вызов для площадки, как сделать презентацию универсальной в такой ситуации, чтобы не было скучно тем, кто уже «читать умеет» и чтобы те, кто еще учится не чувствовали себя глупо.

Фрэнк Заппа как то сказал, «Говорить о музыке — всё равно что танцевать об архитектуре». Также и с живописью, всё-таки это визуальное искусство, не все поддается «переводу». Текст об искусстве, если он по настоящему интересен — это всегда отдельное произведение, а не перевод. 

V: Так сложилось, что у многих художников галереи классическое художественное образование. Что оно вам дало и когда вы впервые познакомились с современным искусством?

В.Л.: Мне сложно судить или сравнивать, как было бы без классического образования. Наверное я делал бы меньше живописи и больше занимался видео-артом. Думаю классическое образование это все-таки сильная привязка к медиуму. Про то, когда познакомился с современным искусством: это смотря что считать «современным» искусством. Все, что было в первой половине 20 века преподавалось в наших классических учебных заведениях, модернизм и т д. И в период учебы, в самом начале мои преподаватели были убежденными модернистами, моим любимым художником в тот период был Матисс... Про историю искусства второй половины 20 века я узнал сразу, когда у меня появился интернет, в 2000 году.

V: Мне кажется, что зрителю необходимо обязательно видеть ваши работы вживую. Экспозиция на Неглинной вышла очень удачной — ощущение, что фотографии не передают той глубины черного, которая есть. Насколько в случае с вашим искусством важно непосредственное знакомство с ним на выставке?

В.Л.: Конечно, большинство произведений искусства наиболее эффектно воспринимаются в той форме презентации, для которой они созданы, живопись особенно. Но дело не в живописи так таковой, имеет значение формат, пространственное представление, инсталляция, ситуация, погружение, время проведенное в зале, очень многое, это конечно всегда разный опыт. 

V: Зритель и зрительское восприятие играют важную роль в ваших работах. Как вы работаете со зрительским восприятием в новой серии?

В.Л.:  В целом, для меня эти работы — это что-то, рассказанное пунктиром, что подчеркивает и название выставки. Что-то, что сложится в большую картину только в исторической перспективе, по прошествии  времени. Как например знаете, таблица Менделеева, в которой с самого начала уже были пропуски, неоткрытые элементы, которые открывались позже. В силу каких то причин, какие-то части этой картины еще не открыты, их сложно помыслить из дня сегодняшнего, или пока невозможно визуализировать. Все эти вещи, как элементы большого пазла, из мира интуиции. Зрителю предлагается попытаться заполнить эти пробелы самостоятельно. V