«Субкультура живет мифами, смотрясь в отражения прошлого» — разговор о выставке «Железная Леда» с ее создателями

Петербург еще остается субкультурным анклавом, считает куратор выставки «Железная Леда» Пётр Белый. Образ петербургского декадента никуда не делся, миф передается по наследству. VLADEY поговорил с художницами Катей Веселовской и Алёной Petite о том, видят ли они себя продолжателями традиций Серебряного века, их схожести и несхожести в методах работы и кураторском взгляде со стороны.

Катя Веселовская, Пётр Белый, Алёна Petite на открытии выставки «Железная Леда». Фото: VLADEY

ОТКУДА НАЗВАНИЕ

Пётр Белый: На выставке нет никакой иронии, нет никакой постмодернистской рефлексии. То есть все по-честному. И мне кажется, что сейчас важно говорить максимально честно и серьезно. Название соединяет идиому «железная леди» с греческим мифом о прекрасной Леде, обозначая власть женщины в искусстве. При разнице векторов движения Кати Веселовской и Алёны Petite у них больше общего, чем различий. 

Алёна Petite: У меня образование человека, растущего среди современного искусства. Но мне просто разрешали на стенах маслом рисовать дома. Конечно, это хулиганский мотив. Я нарисовала огромное количество холстов по несколько метров, где возник образ лебедя. Мне хотелось что-то такое про себя, про женское. На выставку попал как раз небольшой холст с тонкошеим лебедем, который, согласно древнегреческой мифологии, соблазнил Леду. А Пётр уже придумал, что это символ власти женщины в искусстве.

Катя Веселовская: У меня история с металлом началась, когда я работала на производстве чугуна и получила доступ к материалам. Начала экспериментировать, делать свои вещи, реализовывать. Производство было промышленное. Я много работала на всяких разных заказах, которые поступали — у нас есть мастерская, в которой около 10 «металлистов» после Штиглица, так называют выпускников кафедры художественной обработки металла. Периодически кто-то из нас берет какой-то крупный заказ, и мы всей командой его выполняем. Как-то раз предложили собрать часовню из чугуна. 

Экспозиция выставки «Железная Леда». Фото: VLADEY

ТРАДИЦИИ СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА

П.Б.: Художник — это нарцисс, особенно в Петербурге. Поэтому в тут вдвойне органично, что субкультура живет мифами, как бы смотрясь в отражения прошлого. Миф о Новой академии, миф о некрореализме, миф о декадансе продолжает жить, рождая новых и новых последователей. Явление однажды родившись никогда не умирает до конца — субкультурный некрореализм. Причем продолжает существовать не материальное воплощение, а среда. Например, Новая академия — это небольшое явление в эстетическом смысле, но как среда это было абсолютно невероятно. Последняя настоящая богема. И само поведение в этой среде было явлением, и его адепты рождаются до сих пор. В случае нашей выставки речь идет о своего рода реконструкции среды декаданса столетней давности — о современном ее изводе, где предмет кураторского исследования — декадентский сумрак настоящего, борьба тьмы и света.

А.Р.: Мне показалось, что эта мысль о Петербурге немножко принадлежит прошлому. Сейчас оптика изменилась у многих, когда смотришь на работы после того, как у тебя на глазах разворачивается история. Уже слишком много лет прошло, и сейчас невозможно встроить художника в определение столетней давности. Мне понравилось в кураторском тексте про женщин в искусстве и про интимность в живописи. С этим я согласна.

К.В.: Я отторжения к этому сравнению не испытываю и не отрицаю эту связь. Мне кажется, что мои работы, образ мышления и жизни могут вызывать такие ассоциации. 

Экспозиция выставки «Железная Леда». Фото: VLADEY

КАК РАБОТАЮТ ХУДОЖНИЦЫ

А.Р.: У меня есть пять-шесть книжек, черновых блокнотов — они все довольно быстро покрываются рисунками. Это графические дневники. Изначально есть какие-то небольшие наброски, потом часть из них переносится на большие холсты. 

К.В.: Работа с чугуном долгая. Есть разные способы. Например, ангел, который висит на цепи, или работа «Тревожная куколка» — это формовки. Создается скульптура из пластилина или из глины. Дальше это заливается специальным резиновым составом, чтобы сделать контрформу, в которую после будет отливаться чугун. Это очень много времени занимает. А есть свободно литые вещи. Я прихожу в мастерскую, мне дают глыбу песка заготовленную. Я прямо в ней создаю правильную форму в инверсии, потом заливаю чугун и смотрю, как это вышло в объеме. В центре зала стоит песчаная скульптура — это песок, в который заливали чугун, он темнеет и твердеет. Сначала он как пластилин, у тебя есть 20 минут на создание формы, а дальше — он превращается в кирпич.

Пётр Белый и Владимир Овчаренко у скульптуры Кати Веселовской из песка. Фото: VLADEY

ЭКСПОЗИЦИЯ

К.В.: Экспозиция — это моя самая любимая часть работы, когда ты уже с готовым материалом начинаешь строить структуру. И предметы начинают говорить. Потому что в мастерской, когда вся эта груда лежит, не совсем понятно, что это вообще такое и зачем ты это делаешь. Я вижу, что я сделала, только когда я это сделала. В работах меня ведет сам процесс. Мне нравится погружать себя в новое мышление, когда тебе нужно рисовать пустотой и как будто и не то, чтобы ты создаешь форму, наполняя, наоборот, ты ее должен разрушить. И этим деструктивным способом ты получаешь какой-то язык, за который ты не можешь даже взять полностью на себя ответственность, потому что ты не знаешь, что в конечном счете получится. Я люблю такие моменты, когда в процесс вмешиваются другие силы помимо меня. Я люблю артикулирование трещинами, люблю, когда появляются незапланированные швы, когда остаются частички песка на скульптуре. То есть для меня это практически археология, когда я выколачиваю, выкапываю работу из песка.

П.Б.: Я не очень люблю персональные выставки курировать, там нет возможности сопряжения, и оптимальным выставочным модулем считаю форму двойных проектов, где мы видим диалог между авторами, где возникает искра. Основная задача куратора добыть эту искру. Я никогда не показывал художников, которые мне не близки в эстетическом смысле, далеких по духу. Здесь мне оба автора созвучны и искра есть, и возник смысл для меня важный — тема отчуждения. В более широком смысле, в контексте времени тема кураторского павильона Венецианской биеннале этого года — «Иностранцы повсюду», ведь речь идет в том числе о том, что мы сейчас как иностранцы в своей стране, чужаки. Одновременно мы еще и друг другу всегда чужие. И вот такие маленькие объединения-тандемы помогают друг другу выжить, помогают держаться на плаву близким по духу. Пластический конфликт, черное и белое, разность и схожесть авторов — два полюса, а на самом деле единая природа мировоззрения — это хотелось подчеркнуть.

Экспозиция выставки «Железная Леда». Фото: VLADEY

ДВОЙСТВЕННОСТЬ

А.Р.: На самом деле многие художники, которых я знаю в Петербурге, интересны как люди вообще. Техника, в которой работает Катя, — так никто не работает. Мы на выставке в одной галерее пересекались, но не в одном зале. Мне кажется, общая хрупкая брутальность чувствуется. И какая-то организованность. Она не ситуативного плана, но в соединении на выставке очень сильно чувствуется. 

К.В.: Когда Пётр предложил мне участвовать в групповой выставке, он стал показывать мне художников, с которыми работает. Я смотрела на фотографии их работ. Я не ориентируюсь в арт-среде, не видела до этого никого из ребят. Но ощущение было такое, как будто я узнаю эти работы Алёны. Было ощущение, что я уже их где-то видела, хотя я не видела. Я знала, что у Алены будет персональная выставка, и специально пошла смотреть в галерею «Люда», чтобы поближе познакомиться. В работах всегда какой-то нерв ощущала знакомый, это момент узнавания. А так мы разговаривать, общаться начали только сейчас, когда встретились в Москве на этой выставке. 

П.Б.: Мы хотим как-то отразить надлом, время, которое изменилось. И уже нельзя говорить языком, который раньше был. V