Памяти Иосифа Бакштейна

Иосиф Бакштейн — легенда современного искусства, куратор знаменитых выставок в Бутырской тюрьме и Сандуновских банях, организатор и комиссар Московской биеннале. Его именем назван Институт современного искусства, которым он бессменно руководил с 1992 года и до недавнего времени. 12 января, на 78 году жизни, его не стало. 

VLADEY поговорил с художниками, галеристами и искусствоведами и понял, что у каждого есть своя легенда о Бакштейне. 

О БАКШТЕЙНЕ ДОСТОВЕРНО ИЗВЕСТНО

• Стоял у истоков соц-арта. Когда в начале 1970-х родился соц-арт, Бакштейн был в курсе всех оригинальных художественных идей его пионеров — Виталия Комара и Александра Меламида, с которым познакомился еще в школе. Вся история московского периода соц-арта, до 1976 года, разворачивалась перед его глазами. 
• В 1962 году Бакштейн поступал в университет на физфак, но тогда евреев туда старались не брать. Ему все-таки удалось поступить в Московский институт электронного машиностроения (один из четырех московских технических вузов, куда принимали и евреев). После окончания института Бакштейн пошел по распределению в «почтовый ящик» (засекреченное предприятие, в качестве адреса у которого указывалось словосочетание «почтовый ящик № X»), где он познакомился с Владимиром Александровичем Лефевром (советский и американский психолог и математик, создатель концепции рефлексивных игр). Именно через Лефевра Бакштейн попал в круг философа Георгия Щедровицкого — одно из самых влиятельных неформальных сообществ позднесоветского времени, повлиявших на идейные и политические контуры новой России. 

Ирина Нахова, Илья Кабаков, Иосиф Бакштейн, Владимир Сорокин, Сабина Хэнсген

• Был своим в кругу нонконформистов. В 1973 году Бакштейн познакомился с Ильей Кабаковым, стал дружить с ним и с его кругом, в том числе с Эриком Булатовым и Олегом Васильевым. Потом, чуть позже, в середине 1970-х, в этот круг вошел и Андрей Монастырский. 
• При жизни стал именем нарицательным, войдя в знаменитый словарь московского концептуализма: «БАКШТЕЙН-ФУНКЦИЯ — универсальный оператор актуальности». (М. Рыклин. Два голубя, 1996. В книге «Искусство как препятствие», М., Ad Marginem, 1997, с. 150).
• Был министром и администратором Клуба авангардистов (КЛАВА). «Когда пошел перестроечный период и стали организовываться различные сообщества художников, мы стали организовывать Клуб авангардистов и избрали Иосифа его председателем, — вспоминает художник Георгий Кизевальтер. — Иосиф очень активно вписался в эту деятельность, стал лицом этого клуба и представлял везде наши работы. Клуб авангардистов образовался в феврале 1987 года, с марта мы стали проводить выставки. В выставочном зале Пролетарского района было проведено очень много разных художественных акций. На корабле, в каких-то клубах — мы стали искать какие-то альтернативные пространства в качестве выставочных. Выставка в Сандунах была проведена где-то в январе, кажется. Суть была тоже в том, что мы искали новые, неожиданные пространства под экспонирование обычных произведений искусства. Кажется, это была первая выставка в зале с бассейном. Было выставлено много работ. При том, что сначала бани эти работали как обычно — то есть там были обычные посетители. Постепенно их начали вытеснять для начала сами экспоненты, потом и зрители, пришедшие туда не раздеваясь. Был такой любопытный пример однодневки в бане. Потом была проведена выставка в Бутырской тюрьме. Мы без конца устраивали какие-то выставки на природе. Собственно, мы следовали примеру выставки "APTART за забором" (прим.ред. — выставка, организованная в лесу художниками Никитой Алексеевым, Константином Звездочетовым, Свеном Гундлахом, Георгием Кизевальтером, Ларисой Звездочетовой-Резун, Юрием Лейдерманом, Сергеем Ануфриевым, Андреем Филипповым, Леонидом Войцеховым). Все время искали какие-то новые способы показать свои работы», — отмечает Кизевальтер.

Юрий Альберт, Иосиф Бакштейн, Свен Гундлах, Георгий Кизевальтер, 1985. Из архива Юрия Альберта

Сам Бакштейн в интервью о КЛАВА вспоминает следующее: «Когда мы начали готовиться к выставке на Автозаводской, в 87 году, то нам было предложено пойти и зарегистрироваться. Тогда, в 87-м, появилась возможность регистрировать независимые художественные некоммерческие организации. И мы пошли и зарегистрировали некоммерческое объединение "Клуба авангардистов". Название придумал Свен Гундлах. И вот весь этот круг: братья Мироненко, Юра Альберт и многие-многие другие члены клуба, которых было, по-моему, почти сорок человек, получили легальное право вступать в переговоры с любым выставочным залом, московским в том числе. Я помню, мы даже пригласили зав. отделом культуры Пролетарского райисполкома, это была какая-то дама, как ее звали, я уже забыл. И мы решили сделать такое подобие официального открытия, сделали ленточку какую-то, которую надо было разрезать, чтобы дать всем возможность войти в зал. Предложили даже ей эту ленточку разрезать. Она испугалась, потому что поняла, что это странное искусство, которое она не понимает, была в страшной растерянности и ленточку резать отказалась. Собственно говоря, круг КЛАВЫ — это младшее поколение московской концептуальной школы».

• Был один из первых кураторов неофициального искусства. В этот же период Бакштейн курирует свою первую зарубежную выставку в Западном Берлине «ИсKUNSTво: Москва–Берлин» 1988 года, а потом первую выставку русского современного искусства в Америке «Между весной и летом. Советское концептуальное искусства в эру позднего коммунизма».

«Это было событие, положившее начало реинтеграции русского искусства в международный художественный контекст. Как раз после этого события мы с друзьями пошли и зарегистрировали независимое объединение — Институт современного искусства, который сегодня превратился в Институт проблем современного искусства с собственной образовательной программой», —вспоминал Бакштейн в книге Сергея Чебаткова «Монологи».

• Бакштейн придумал Московскую биеннале современного искусства вместе с искусствоведом Виктором Мизиано. Для обсуждения проекта в столицу приехала целая делегация лучших мировых кураторов — Харальд Зееман, Ханс Ульрих Обрист, Джермано Челант и Роберт Сторр. Так в Москве в 2005 году на одной выставочной площадке оказались ведущие мировые художники – Кристиан Болтански, Билл Виола, Илья Кабаков.

Владимир Овчаренко, Иосиф Бакштейн и Анатолий Осмоловский на биеннале современного искусства в Сан-Паулу. 2002 год. Фото: Сергей Братков

• Занимался йогой. «Что касается йоги, еще в 25 лет интуитивно понял, что она мне больше всего подходит. Для меня важно, чтобы упражнения развивали гибкость и подвижность. Наращивание мышечной массы меня не интересовало. С годами я убедился, что чем старше становишься, тем больше надо заниматься, иначе начинаешь медленно разваливаться», — говорил Бакштейн в интервью “Йога-журналу”. Это подтверждает художник Константин Звездочетов: «Познакомились мы в Кясму. Мы тогда путешествовали автостопом, ехали к Моне (Монастырскому) и всей компании. Лева Рубинштейн, кстати, тоже там был. Точно куда ехать не знали. Вокруг эстонцы. В этой местности по-русски не говорят. Высадились в Вызу. Смотрим, гражданин с барышней. Чувствуем — НАШ. Увязались за ним. Он сел в автобус. Последовали его примеру. И не напрасно. Предчувствия нас не обманули. Автобус приехал в Кясму. А гражданин привел нас к дому, где у брюнетистого шкипера комнату снимал Монастырский. При этом в контакт с вышеозначенным гражданином мы не вступали. На следующей день мы его увидели на пляже. Он занимался йогой. Там нас и познакомили. Гражданин оказался Иосифом Бакштейном». Дело было в 1978 году.

О БАКШТЕЙНЕ МЫ СЛЫШАЛИ, ЧТО

• Бакштейн выпивал только в самолете и вообще вел невероятно здоровый образ жизни. «Помню, очень смешно рассказывал историю, когда он летел в самолете, где по причине аэрофобии позволял себе выпить, а рядом сидела какая-то американская дама, которая настаивала, что есть причина, по которой евреи так много страдают. Иосиф заинтересовался этой причиной, и дама воскликнула: “Они же убили нашего Христа!" “Ну, простите!” — сказал Бакштейн с непередаваемой интонацией», — вспоминает искусствовед Людмила Бредихина. 

Константин Звездочётов. Иосиф Прекрасный, 2009-2010. Фото: VLADEY

• У Бакштейна был собственный бар. «Йося очень следил за здоровьем, но для этого держал бар и выпивал “для сосудов”, — рассказывает художник Константин Звездочетов. — Он потому и рассвирепел, что мы всю его аптечку выжрали. И еще Йося с детства панически боялся пьяных, поэтому нас, алкашей, не уважал. А если участвовал в наших "мероприятиях", то как-то "бочком"».
• У Бакштейна была феноменальная память. Будучи иудеем, он, по словам Георгия Острецова, мог наизусть рассказать православный «Символ веры» (перечень основополагающих догматов христианского вероучения). «Это меня совершенно потрясло, – говорит художник. – Я понял глубокую подкованность Иосифа в религиозных вопросах. От него я никак не ожидал, что он может знать этот текст наизусть, во всех его подробностях и теологических деталях. Даже очень культурный человек не будет учить “Символ веры” наизусть и помнить его, как помнят практикующие православные люди, которые поют его каждое воскресенье в церкви».
• Бакштейн с выставками российского современного искусства доехал аж до Гавайских островов, как утверждает Георгий Кизевальтер: «Бакштейн стал ездить с нашими выставками по всему миру и в конечном итоге пристраивал наши работы в разные музеи. Этот период был замечателен своей интенсивностью, все события наслаивались одно на другое, нанизывались, напластывались. Иосиф везде вписывался как куратор. Это продолжалось, наверное, года до 1991 — наши выставки уже перестали быть нужными Западу, перестали быть актуальными. И все как-то тихо, само собой свернулось», — вспоминает Георгий Кизевальтер.

СЕГОДНЯ БАКШТЕЙНА ВСПОМИНАЮТ

Владимир Овчаренко: «Уходят легенды мира искусства… 1990-е и начало 2000-х — бурное время расцвета современного искусства в России, и Иосиф Бакштейн внес в это дело весомый вклад. Первое Московское Биеннале, чьим комиссаром был Бакштейн, и последовавший за этим всемирный интерес к художникам из России сейчас многими забылись. Зря. Умные будут помнить и эти времена, и Иосифа Бакштейна как героя арт-сцены тех лет».

Искусствовед Людмила Бредихина: «Иосиф Бакштейн был на своем месте и много сделал для нас, занимающихся современным искусством. Никто не подозревал, что он станет чиновником, причем хорошим чиновником. Он умел найти правильные решения компромисс, интонацию. Был он умным дипломатом, что сегодня актуально и чего так не хватает. И был приятным в общении, душевным и остроумным человеком. Его не хватает, и будет долго нам не хватать. Я часто вспоминаю, как он вдруг неожиданно позвонил мне на дачу и спросил, что я там вообще делаю. Я сказала, что в данный момент сижу, смотрю на озеро и думаю, что жизнь удалась. Он помолчал и сказал: “Слушай, а у тебя есть чему поучиться”».

Сергей Мироненко. Иосиф Бакштейн, 1992. Фото: VLADEY

Художник Константин Звездочетов: «Наш дорогой, наш родной Йося Мракович покинул нас навсегда. Он вёл здоровый образ жизни и обещал долго жить. Получилось — не очень. Это плохо. С ним было уютно, а без него неуютно. С ним было спокойно, а без него неспокойно. С ним было весело, а без него невесело. С ним было интересно, а без него неинтересно. Еще один краеугольный камешек выпал из нашей стеночки. И стеночка эта ремонту уже не подлежит. Я буду очень скучать. Бедный, бедный Иосиф!»

Художник Георгий Кизевальтер: «В героический период 1980-х годов он себя проявил позитивно и активно как промоутер художников московского авангарда». 

Художник Георгий Острецов: «С Иосифом мы знакомы еще с 80-х, и есть история, которая мне запомнилась и тронула своей необычностью. Иосиф всегда себя позиционировал как праведного иудея, все время встречался с раввинами. И один раз, лет 15-16 назад, мы встретились на дне рождении у Дианы Мачулиной, в кафе-ресторане “Петрович”. Уже вечер, уже все подогретые. Иосиф любил в компаниях хвалиться своими возможностями, и вот он рассказывал, какая у него память шикарная. В доказательство своей феноменальной памяти он начал наизусть рассказывать православный “Символ веры”, что меня совершенно потрясло, потому что я понял глубокую подкованность Иосифа в религиозных вопросах. Этот момент меня очень тронул — у него была такая двойная, интересная жизнь внутренняя и внешняя. Для меня приоткрылся кусочек его глубокой христианской мистики, что мне дает очень позитивную надежду на его дальнейшее будущее сейчас, и что за него все-таки можно молиться в православном храме».

Журналист Ольга Кабанова: «Я знаю Бакштейна, наверное, с начала 80—х. В зале Союза художников на Кузнецком устраивали тогда молодежные выставки, с обсуждениями. Иосиф эти выставки готовил и всегда выступал на обсуждениях, как правило, предпоследним. Говорил долго и не всегда для собравшихся понятно. Не о выставке или художниках, а о современном искусстве как процессе. В этом процессе он и жил. И в не лучшие для отечественного  искусства времена, и когда оно стало востребованным и модным. И он останется в истории этого искусства». V

Работы из коллекции Иосифа Бакштейна на торгах VLADEY