Синявский совершенно справедливо считал Бахчаняна последним футуристом. Вагрич — живое ископаемое. По нему можно изучать дух той революционной эпохи, любить которую его не отучила даже Америка. Мне кажется, что Бахчаняну все еще хочется, чтобы мир был справедливым, а люди — честными. Ему нравится Маяковский, неприятны буржуи, и сам он напоминает героев Платонова. Вагрич, конечно, не признается, но я думаю, ему понравилось бы все взять и поделить. Как чаще всего и бывает, советская власть не признала в нем своего — ей казалось, что он над ней глумится.

<...>

В Америку Вагрич уехал из-за квартирного вопроса. Его донимали не коммунистические, а коммунальные порядки — жить было негде. В Нью-Йорке с этим проще. Увы, только с этим. Для Америки Бахчанян оказался слишком самобытным и независимым. Сочетание малопригодное для большого успеха. Даже когда в моду вошел соцарт, Вагричу, который раньше других распознал возможности этого стиля, не хватило монументальности Комара и Меламида. Америка тут, конечно, ни при чем. От нас она ждет примерно того, что она о нас знает, — плюс-минус 15 процентов. Бахчанян не попадает в эту, как и в любую другую, квоту. Он органически не способен к компромиссу между своими возможностями и чужим вкусом. На собственном опыте я убедился, что Вагрича нельзя заставить работать на себя. Можно либо работать на него, либо оставить в покое.

Наверное, поэтому эмиграция изменила Бахчаняна меньше всех моих знакомых. Даже в нью-йоркском пейзаже Бахчанян умудряется выделяться. Глядя, как он на веревочку с крючком ловит карасей в пруду Централ-парка, я всегда думаю, что в Америке Вагричу не хватает России. Перебирая экспонаты «музея Бахчаняна», я думаю, что еще больше России не хватает Вагрича.

Александр Генис

Из предисловия к книге Вагрича Бахчаняна «Мух уйма», 1998

 

Вагрич Бахчанян стал ярким явлением в сфере концептуального искусства и соц-арта: он родился в Харькове, работал в «Литературной газете» в Москве, был частым гостем в мастерской Ильи Кабакова и водил дружбу с Эдуардом Лимоновым, которому и придумал псевдоним. В 1974 году Бахчанян эмигрирует в Нью-Йорк и до конца жизни творит там, отчего его относят к деятелям третьей волны эмиграции. Преимущественно Бахчанян экспериментировал с символикой государственности, используя изображения политических лидеров, а также приметы своей эпохи. На композиции, повторяющие эстетику плаката и газеты, художник накладывал текст, часто упорядоченный в форме таблицы или же схемы, что отсылает к практикам концептуалистов. Советское способы регулировки жизни — лозунги на ярких плакатах с рабочими, детальные планы, переписи участников профсоюзов — совмещались с ироничными аллюзиями на западный мир, а также на историю мирового искусства.

Живя еще на Родине, в Харькове, Вагрич Бахчанян остро реагировал на происходящие в зарубежном искусстве процессы. Так, ему попалась критическая статья о Джексоне Поллоке, вдохновившая его на создание серии с применением техники дриппинга. Из брызг и красочных подтеков состоит и представленная работа 1965 года, которая сегодня заметно выделяется среди более поздних произведений художника. Внезапный полный отказ от фигуратива и использование ярких контрастных цветов демонстрируют абсолютную творческую свободу художника, которую подмечали его современники.

Персональные выставки Вагрича Бахчаняна прошли в MoMA (Нью-Йорк, 1978) и в ГЦСИ (2003). Работы входят в коллекцию ГЦСИ, Zimmerli Art Museum (Нью-Брансуик, США). V

---

 

Подробный отчет о сохранности высылается по запросу.