Два миниатюрных листа бумаги изображают нечто, похожее на письмена древних культур. Верхний лист своей фризовой композицией и обилием геометрических, природных, анималистических значков-символов напоминает пиктографическое письмо на стенах античного храма. Создается впечатление замысловатой истории в нескольких главах и частях, отделенных друг от друга оранжевыми вертикальными и зелеными горизонтальными линиями, разворачивающейся прямо на наших глазах. Нижний лист преобладанием плавных линий, округлых форм и нервной штриховки прочитывается как карта местности, у которой есть своя система водных каналов, озер и горных цепей, или же как карта астрономического объекта, на поверхности которого образовались кратеры, реки и моря.
Детский дискурс, сильно проявленный в образах представленной на торгах работы и авторской манере, которую отличают любовь к цветным фломастерам и малым формам, а также отсутствие какой бы то ни было декларативности создаваемого, выдает в авторе отъявленного любителя рисовать. Таким и был Валерий Черкасов — человек-глыба, человек-притча во языцех, создатель Всемузея имени Плюшкина, превративший свою квартиру в склад из найденных объектов, музыкант и художник, предвосхитивший теории и подходы к искусству, которые были подхвачены «Новыми художниками» и впоследствие сформулированы и развиты ими в рамках собственной творческой программы.
Сам Черкасов не считал себя художником — и это главное, что нужно знать и понимать, говоря о его творческой практике. Не стремясь свергнуть академические каноны, манифестировать новое искусство, Черкасов рисовал просто потому, что не мог жить иначе: это был его способ связи с внешним миром, метод познания себя и окружающей действительности. Он создавал целые опусы из микроскопических картинок, на которых разворачивались целые миры. Многие из них он даже подписывал или пронумеровывал, преследуя собственную, только ему ведомую логику. Он носил их с собой в мыльнице, показывая при случае знакомым и приятелям, — и это больше, чем за десять лет до появления галереи «Пальто». Говорят, Черкасов мог унести с собой до четырехсот картинок, тогда как в пальто Петрелли помещается максимум шестьдесят картин. Недаром Черкасова прозвали микроискусником.
Закрепилось за ним и другое прозвище — титан малых форм. «Гигант нашего времени — Борис Николаич Кошелек — он просто шляпу снимал перед этим гением», — вспоминает Олег Котельников Валерия Черкасова. «В этом смысле (в смысле малых форм) Тимур Новиков пусть отдыхает», — говорит Борис Кошелохов. Своим взглядом на мир Валерий Черкасов многому научил художников ленинградского андеграунда и по праву считается одним из отцов «Новых». Возвращаясь к его самоидентификации как художника, а вернее, к ее отсутствию, следует сказать, что именно в этом «Новые» и, прежде всего, Тимур Новиков увидели простор для своей работы. Свобода и энергия, с которой Черкасов творил без оглядки, его отшельнический образ жизни с манией собирательства привлекали и пугали одновременно. Пугали потому, что в этих его обсессиях слышны были отголоски безумных выходок, за которые время от времени Черкасов попадал в психиатрическую лечебницу. Известно, что художник несколько раз пытался перейти финско-российскую границу — просто выходил из дома и шел до нее пешком. Привлекали потому, что никто подобного не делал.
Тем не менее, не принято рассматривать творчество Валерия Черкасова только в терминах ар-брют — искусства аутсайдеров. Его желание пребывать в творчестве было вполне осознанным. Более того, художественная практика Черкасова охватывала несколько медиумов: концептуальная фотография (сохранилось фото выложенной кухонными приборами фразы «Хочу есть»), музыка (он исполнял под гитару статьи УК СССР), акция (его попытку суицида с помощью падения на два скальпеля глазами Тимур Новиков расценил именно как художественную акцию). Он пробовал рисовать на пластинках, холодильнике, чемоданах, опередив многих, даже западных, художников. Новиков придумал этому термин народный концептуализм, под которым понимается стихийная эстетизация повседневности всеми возможными способами. Именно с этим словосочетанием связывают практику Валерия Черкасова.
В 1984 году художника не стало по неизвестным причинам. Все его наследие — несколько тысяч работ — было вынесено родственниками на помойку и подобрано Тимуром Новиковым. На тот момент уже существовала галерея «АССА», уже два года гремели «Новые художники»; в 1985 на выставке «С Новым годом!» в Театре народного творчества еще появляются работы Черкасова, а потом о нем забывают — вплоть до 2000 года, когда проводится первая памятная выставка его работ. В 2010-е о нем начинают говорить как о несправедливо забытом художнике, которому обязаны самые яркие звезды ленинградского андеграунда. И крошечный диптих — возможность восполнить этот пробел в его истории. V
Подробный отчет о сохранности высылается по запросу.