Все распадающееся кажется мне прекрасным.
Борис Орлов
«Лошадь» — одна из характерных работ «метафизического» периода в творчестве классика советского неофициального искусства Бориса Орлова. Увлекшись в 60-е годы философией экзистенциализма, художник начинает интересоваться тонкими материями: его занимают вопросы внутренней энергии пространства, его отношения с формой, стремление к расщеплению и соединению в материале. Для экзистенциализма одним из важнейших является понятие свободы, именно за него ухватились несогласные с соцреалистической художественной парадигмой авторы, сосредоточив свои поиски на той самой неуловимой экзистенции — сущности жизни. В отличие от образов государственной идеологии, новую «метафизическую» визуальность каждому художнику необходимо было найти самостоятельно и интуитивно. В случае Бориса Орлова этот процесс нашел выражение в работах метафизического периода, а затем трансформировался в «Большой стиль» и «Закат империи».
В 1966–1972 годах Орлов делил мастерскую с Соковым и Косолаповым и в это же время стал активным участником круга неофициальных художников. Первые «метафизические» работы появляются в 1968–1969 годах: «Нечаянно разбил слепок античной головы. Отливок был тончайший, как яичная скорлупа. Он разлетелся на множество кусков. Я стал собирать их и вдруг остановился, пораженный открытием. Центробежная энергия! Конфликт сжатия и разрыва! Пространство протестует против замкнутого в себе объема. Вот этим и займусь» — вспоминает это время художник. Тогда Орлов создает ассамбляжи, фигурные композиции и скульптуры — античные бюсты, разбитые и собранные заново с помощью металлических стяжек. Уже в метафизическом периоде чувствуется авторский интерес к имперской эстетике, который впоследствии выразится в его знаменитых тотемах и парсунах 1980-х. Пока, в первой половине 1970-х тема еще формируется, эмоционально переживается в экспрессивных образах, наравне с концептуальными поисками.
В представленной «Лошади» мотив упадка империи, ставший впоследствии ключевым для Орлова, чувствуется очень ярко. На дыбах — характерная для героических сюжетов поза животного здесь уловима лишь по легкому наклону всей композиции и вздернутому обрубку ноги. Зияющие черной пустотой глазницы усиливают ощущение былого величия — безвозвратно утерянного, но настойчиво искусственно оживляемого мифа. Этот пластический ход и его концептуальное наполнение Орлову подсказывает буквально сама материя — в разбитом и заново собранном образе находится как сила противодействия внутренней энергии объекта его поверхности, так и символ великого разрушения. Оба мотива созвучны настроению, царившему в художественных и интеллектуальных кругах СССР в этот период, в «метафизической» скульптуре Орлова они порождают ясный цельный образ — пугающий и притягательный одновременно. V
Публикации
Борис Орлов. М.: Издательский дом Breus, 2013. С. 56
Борис Орлов. Воинство земное и воинство небесное. М.: XL Галерея, 2008. С. 47
