В одном из эпизодов [повести «Собака Баскервилей» Артура Конан Дойля] имеется момент быстрой возгонки ужаса - в диалоге Холмса и Уотсона о следах, найденных на дорожке: «Нет, Уотсон, сэр Чарльз не шёл на цыпочках - он бежал стремглав, охваченный смертельным страхом, который вселило в него нечто, появившееся со стороны болот». 

     Мы называем подобные суггестивные псевдокатарсисы «Крестом Баскервилей»: на песке отпечатались только носки ботинок, от них ответвляются две перекрещивающиеся версии. Обе они зловещи, поскольку как бы там ни было, «на цыпочках» ли крался сэр Чарльз или «бежал стремглав», в конце аллеи лежит его труп. Этот труп попадает в центр «Креста», и в его неподвижности отныне навсегда дрожат подспудные версии: «бегство стремглав» и «осторожное перемещение на цыпочках».
     Вот другой суггестивный разговор о следах: «"Недалеко от мёртвого тела я увидел на песке отчетливо отпечатавшиеся следы". — "Мужские или женские?" — быстро спросил Холмс. — "Нет, сэр, это были следы огромной собаки"». И в том, и в другом случае следы какие-то сомнительные, «гнилые»: в первом случае это «полуследы», во втором - следы нечеловека. И те, и другие провоцируют краткий акустический ступор.
     Пока что обратимся к тем приёмам и уловкам «преступников», которые мы обнаруживаем в «Собаке Баскервилей». Итак, преступник номер один в этом рассказе - болото. Оно же и главный преступник, так сказать «преступник-фон». Оно содержит в себе других, более мелких, «преступничков» и поочерёдно выдвигает их на первый план, как некие «театрализованные» фигурки, марионетки. Однако они не в силах никого убить по-настоящему, они только «пугают до смерти». Убивает по-настоящему только болото; вопли засасываемых жертв каждый день доносятся до прислушивающегося Уотсона. Однако следует перечислить остальных преступников, «подставных»: преступник N 2 - каторжник Седден, преступник N 3 - собака, преступник N 4 - Стэплтон.
     ….Старый джентльмен с телескопом [Френкленд], который нужен ему затем, чтобы выискивать на болотах беглого каторжника или мальчика с узелком [“Мальчишка с белым узелком / Карабкается вверх”]; лишь попутно, мимоходом, он наблюдает луну и звёзды, мимоходом являясь астрономом-любителем. Мимоходом он, единственный, случайно раминирует ландшафт болот, поскольку самый верный способ раминировать болото - это посмотреть на него в подзорную трубу.
     Детективная поэтика Конан Дойла предполагает то обстоятельство, что животные, являющиеся орудиями убийства, выступают у него всегда как «животные, имитирующие галлюцинацию»… Настоящими иностранцами в человеческом мире являются животные. Выпадая из тех ячеек [предназначенных им социальных силуэтов], они уже становятся «преступниками» - невинными, разумеется.
     «Невинность» [указывает] опять же на юридическую невменяемость, обладающую столь колоссальной акустикой. «Юридическая невменяемость», как акустический феномен, уходит корнями в ветхозаветную бездну, где обитают не легитимированные никакой юрисдикцией существа, как чистые аргументы, погруженные в психоделическую «хлябь». Здесь уже нет животных - только «монстры», «чудовища», созданные посредством «чуда» для удивления пустой глубины, и не подчиняющиеся никаким законам, даже законам природы (добавим: только закономерностям галлюционирования). Поэтому «животные-преступники» в классическом детективе одновременно являются и «животными, подделанными или имитирующими галлюцинацию». Поэтому Стэплтон не может просто натравливать собаку [Баскервилей] на жертв, а вынужден мазать её фосфором и подавать в качестве семейного проклятия - семейное проклятие, имеющее вид животного, не более чем семейно-родовой тотем, раздражённый какими-то ошибками и небрежностями в ритуале. Однако этот уровень, аппелирующий к древнему анимизму, всего лишь прикрытие для склизкой галлюцинации маленького обитателя дна.
     Из этой галлюцинаторики ветхозаветных «мутных глубин» идёт и фрейдовская описательность «глубин бессознательного», где пребывают «вытесненные монстры». 

 

Сборник “Пустотный канон”. Книга V “Идеотехника и рекреация”. I часть «Синдром иллюстрирования - 1». Текст «Собака Баскервилей». Павел Пепперштейн, Юрий Лейдерман (Инспекция «Медицинская герменевтика»). Москва, 1989.
Текст публикуется с обширными сокращениями.

---

 

Публикации
«Spazio Umano/Human Space. The Magazinebook» №2. Milano, 1990. P. 3