Несмотря на то, что «перестройка» провозглашала новое мышление, советская пропаганда оставалась такой же до самой кончины СССР, регулярно тиражируя лозунги членов Политбюро на плакатах, транспарантах и в газетных заголовках. И, хотя их содержание сильно изменилось, появились неологизмы «гласность», «ускорение», «демократия», форма осталась прежней — мужественные бесполые лица трудящихся, вождь мирового пролетариата и переизбыток красного цвета. Мог ли предположить Владимир Ильич Ленин, что сам станет основной фигурой «монументальной пропаганды», план которой он выдвинул весной 1918 года? Так или иначе, именно он стал главным символом новой власти, заполонившим города и села Советского Союза, чем в свое время дал повод для теории Сергея Курехина, что Ленин — это не человек, а целая грибница. Однако, монументальная советская пропаганда, за 70 лет изрядно поднадоевшая аборигенам, всегда была притягательна для иностранных туристов и СМИ. Так, Норман Паркинсон использовал советские монументы для модной фотосессии британского Vogue еще в 1975 году. С темой советской тоталитарной архитектуры заигрывали и Ричард Нейпьер, снимавший «Рабочего и Колхозницу» в 1983 году, и Тьерри Мюглер, увековечивший футуристические модели на фоне советских памятников уже в период «перестройки». Советские фотографы тоже обращались к теме монументов в поисках нервов современности в трещинках обветшавшей имперской эстетики.
Борисов не был исключением: как и у Нейпьера, его любимым монументом стал памятник «Рабочему и Колхознице» рядом с ВДНХ. Что можно понять, ведь время перемен и смены символов власти самостоятельно дополняет монументы деталями, не предусмотренными скульптором. Такие фотографии формируют наше представление об эпохе больше, чем изображения крупных политических событий, обнажая для современного зрителя зазоры и неровности «светлого прошлого». В них есть не только композиция, но и чувства— то что делает фотографию не просто мгновением, выхваченным из потока реальности, но произведением искусства, которое возникает в течении одной двадцать пятой доли секунды, в момент, когда щелкает затвор фотоаппарата.
И тут мы видим не типичную для Борисова постановочную фотографию, а случайный гениальный кадр, на котором прошлое страны отбывает в небытие на грузовике вместе со всеми накопившимися за советский период разочарованиями. По-настоящему пророческая фотография, снятая буквально за три года до того, как разбушевавшаяся толпа начала сносить памятники Дзержинскому и Свердлову в центре Москвы. V
Публикации
Glasnost. Soviet Non-Conformist Art from the 1980s. London: Haunch of Venison, Galerie Volker Diehl and the Kira Foundation on the occasion of the exhibition, 2010. P. 28–29, 74
Подробный отчет о сохранности высылается по запросу.
