Работа была сделана в период, когда наша группа «Инспекция “Медицинская герменевтика”» (Сережа Ануфриев, Юра Лейдерман и я) очень глубоко занималась изучением коллективного дискурса детства. И, в частности, мной тогда был написан большой исследовательский текст под названием «Три журнала», посвященный сравнительному анализу трех китов советского детства: «Веселые картинки», «Мурзилка» и «Колобок». Действительно захватывающе интересно было анализировать какие-то семантические пласты, связанные с этими журналами. «Веселые картинки» — это пантеон богов-олимпийцев, которые скрыты под образами веселых человечков. Среди них есть и очень архаические образы, как Дюймовочка — флорическая богиня, возникающая из цветка, или, например, Петрушка, олицетворяющий древний русский мир, традицию скоморохов, которая, как известно, была одной из форм передачи древнего эзотерического опыта. Конечно же, в этом пантеоне есть и боги новейшие, такие как Самоделкин — бог-робот, бог технического прогресса. Этому политеизму и многобожию противостоят сугубо монотеистические издания, каковыми являются журналы «Мурзилка» и «Колобок».
С журналом «Веселые картинки» связана и моя личная судьба. Мой папа Виктор Пивоваров создал тот самый логотип журнала, состоящий из главных персонажей. И здесь на картине их очертания угадываются в каждой букве. Моя художественная карьера началась именно с сотрудничества с журналом «Веселые картинки»: когда мне было 13 лет, была опубликована моя первая иллюстрация под псевдонимом П. Пашкин. Я получил «справку с работы» и смог устроиться в более свободную для посещения школу рабочей молодежи No 127 в Дегтярном переулке. Я особенно гордился тем, что на моей справке — вот эти пиктографические буквы, нарисованные моим папой в журнале «Веселые картинки», а также печать с изображением художника Карандаша.
Снеговик на картине раскладывается на три колобка. Это, конечно же, символика «Инспекции “Медицинская герменевтика”». Деятельность наша изначально содержала в себе желание ускользнуть от прямых интерпретаций и толкований. Три участника, три ускользающих, в данном случае, снежных колобка. Они образуют общую фигуру, которая растает без следа, как в сказке Андерсена «Снеговик». Колобки с закрытыми глазами, с эфемерными полуулыбками отсылают нас к иконографии буддизма, они олицетворяют собой погруженность в медитацию, транс. Их состояние можно назвать «эмбрионально-нирваническим».
Полумесяц в детских изображениях символизирует ночь, он спит, и все, что на картине, — может быть, только его сон. Но полумесяц имеет и более широкие трактовки, он связан с иконографией ислама, с иконографией улыбки. Не спит на картине Чебурашка, но его глаза и мухомор рядом подсказывают, что он тоже пребывает в некотором галлюцинозном трансе. Персонаж он экзотический, как писал Эдуард Успенский, он прибыл в Советский Союз в ящике с апельсинами. Но, если посмотреть внимательно, он соотносится со снеговиком, с колобками, с полумесяцем своей кругообразностью. Чебурашка сыграл здесь особую роль, у него есть большая расческа, которой он, как плугом, как бы причесал поле, обозначив на нем вьющиеся борозды. Это вкупе с мухомором отсылает нас к аграрной магии, ритуалам на полях, а также в целом к психоделическим практикам, которые во многом лежали в основе «Медгерменевтики», вспахавшей не одно поле смыслов.
Павел Пепперштейн
