Увлечение фигурой Владимира Ленина проявилось в творчестве Павла Пепперштейна уже в середине 1980-х: так, в его раннем альбоме «Ленин» собраны изображения вождя революции, будто бы нарисованные разными людьми — от детей до профессиональных художников. Как и для любого концептуалиста, ключевая фигура советской мифологии и массовой культуры стала для Пепперштейна предметом пародии и игры.

Ленин пережил в Цюрихе всего одну предреволюционную весну, в 1916 году, — 2 апреля 1917-го он уже отправился в пломбированном вагоне в Петроград. Гризайль Пепперштейна словно фантазийная фотокарточка или открытка из уходящей эпохи, коллажное столкновение двух миров. Средний и задний план — это реальность весенних мещанских радостей: воркующие дамы, повернутые к зрителю лишь на треть, как в «Завтраке на траве» Моне, шаловливые дети и пара с собакой — такие же типичные персонажи импрессионистов. А устремленный к горизонту романтический герой в цилиндре и темная фигура у дерева — словно с картин Давида Каспара Фридриха. На контрасте со всеми этими персонажами фигура Ленина должна бы быть списана с полотен соцреалистов, но этот устало распахнувший теплое пальто и будто бы даже вспотевший человек кажется слишком живым, единственным реальным персонажем на картине. Скошенный взгляд, печально опущенные брови, неряшливый, не по размеру, жилет превращают икону воли и страсти в Обломова, мечтающего обустроить идеальное общество в отдельно взятой деревне. В эти дни в мыслях Ленина крутятся последние строчки «Империализма как высшей стадии капитализма», и он слишком занят своими теориями, не подозревая, что весеннее небо над его головой готово пролиться дождем, а его швейцарские фантазии скоро приведут к необратимым последствиям. V