Рабин жил в бараках и писал бытовые предметы своей эпохи: рыбу и колбасу, газеты и бутылки с надписями. Те образы, которые официальное искусство считало недостойными, он превратил в символы советской жизни. Каждый предмет драматических серо-коричневых композиций, напоминающих по своему стилю одновременно пейзажи и портреты рубежа XIX и XX веков, работы «Бубнового валета» и «сурового стиля», неслучаен. Рассыпающиеся новостройки, усталые люди, которые читали газету «Правда», — все это окружало художника во время его жизни в Лианозове: меланхоличные, темные по колориту пейзажи окраинных пустырей, задворок и помоек, полные мрачного сарказма натюрморты. В зрелой манере художника, сложившейся во второй половине 1950-х, соединились черты экспрессионизма и сюрреализма. Деформированные предметы, искажение масштабов и перспектива, скругленная линией горизонта, которая собирала композицию как будто бы на маленькой планете, — все это создавало ощущение абсурдности и негуманности среды, в которой жил советский человек.
Рисунки Рабина на фоне живописи, которая написана по его собственным строгим канонам и правилам, нарисованы более свободно — они могут содержать в себе неожиданные цветовые акценты, быть лишены традиционного серо-желтого колорита и иногда даже иметь нетипичную для Рабина композицию. Рисунок «Мосгаз» в этом смысле достаточно каноничен: несмотря на яркие цветные вкрапления, здесь есть классическая рабиновская перспектива с пустынным ландшафтом, в котором появляется изображение текста и знаковых объектов. В центр композиции помещен главный символ унылого быта — плита от Мосгаза, на ней стоит непропорционально большой чайник, а рядом еще больших размеров керосинка и дешевая селедка — реалистичная зарисовка барачной жизни тех лет. Точная проработка форм, выразительные цветовые акценты и штриховка, благодаря которой изображение кажется зыбким и вибрирующим, раскрывают Рабина как тонкого графика. V
Подробный отчет о сохранности высылается по запросу.
