Детство. Отрочество. Первые граффити

Кирилл Лебедев родился в 1984 году в семье инженеров в Зеленограде, городе электронной промышленности, модернистской архитектуры и крупных лесопарков. Лето проводил у бабушки и дедушки в Кривом Роге на Украине.

Кирилл был типичным хулиганом, в детстве предпочитал активные уличные забавы. Вместе с друзьями — такой же дворовой шпаной — жгли костры, лазили по крышам и заброшенным шахтам, устраивали соревнования в хождении по заборам. В школе он сбегал с уроков, уводя за собой часть класса, чтобы вместе выковыривать из-под брёвен жуков и строить шалаши. Тем не менее, Кирилл был очень вдумчивым ребенком: когда ему было нужно поразмышлять, он в одиночестве гулял по лесам Зеленограда. Он собирал и изучал жуков, бабочек и стрекоз, наследуя от мамы и дедушки склонность к коллекционированию, а также наблюдал за богомолами и ящерицами, выхаживал подбитых стрижей. Возможно, интерес к насекомым и повлиял на появление Самолазки. До сих пор Кирилл мыслит Самолазку как свое альтер-эго, которому нужно соответствовать. По мнению художника, это существо сочетает в себе субъектные и объектные отношения: всю свою жизнь она занимается лазанием, разведывая новые территории, а когда она умирает, её тельце застывает, и другие поколения пользуются ей как мостиком.

Кирилл обучался в физико-математическом лицее и проявлял способности к техническим наукам. До 8 класса он хорошо учился, выигрывал олимпиады по математике, интеллектуальные марафоны. К тому же, Кирилл очень любил читать. Когда ему было 12 лет, мама порекомендовала приступить к чтению серьезной литературы, ведь в этом возрасте дети всё очень хорошо запоминают. Так, Кирилл увлекся латиноамериканской литературой, особенно прозой Хулио Кортасара, Габриэля Гарсиа Маркеса, а также творчеством Генриха Бёлля и Макса Фриша.

Кирилл занимался в художественной школе. Реалистическую живопись он не любил, проявлял интерес к базовым техникам графики — акварели, карандашу и маркеру. Кириллу многое давалось очень просто — этим питалась его юношеская самоуверенность, и с 4 года обучения в художественной школе большую часть работы за него выполяняли однокурсники, находившиеся во власти его обаяния. Сейчас Кирилл признается, что некоторых навыков и качеств ему не хватает. Иногда въедливость и усидчивость, которые воспитываются в школьные годы, оказываются просто необходимыми чертами характера: с тех пор художник тратит на свою работу не более 2-3 часов, исполнение в несколько сеансов кажется очень тяжелым трудом. В качестве выпускной работы Кирилл исполнил маркерами серию иллюстраций к роману «Жизнь насекомых» Виктора Пелевина в сдержанной цветовой гамме — в алых, малахитовых, черных и белых тонах. После окончания художественной школы Кирилл надолго забыл о своем интересе к графике, снова он пробудился только в 2014 году.

Параллельно Кирилл посещал лыжную секцию. В 9 классе он получил звание КМС и получил от тренера предложение стать профессиональным спортсменом. Но Кирилл не решился забыть обо всех своих увлечениях ради лыжного спорта, ушел из секции и продолжил рисовать, бродяжничать, собирать всякий хлам в домах под снос и тусоваться.

В целом, Кирилл не называет конкретной отправной точки в рисовании граффити, кажется, он входил в творчество постепенно.

В середине 90-ых дворовая тусовка Кирилла превратилась в микс из субкультурных групп — скейтеров, роллеров, граффитчиков. На подростков большее влияние оказал просмотр американского фильма о скейтбордистах «Столкновение». Начались первые опыты с граффити: Кирилл со своей компанией маркерами рисовали в подъездах, аэрозолем — на крышах. Он вспоминает, как в 6 классе с друзьями покупал один баллончик на троих и уточнял на контрольных весах в магазине, кто сколько может потратить, исходя из вложенных в покупку средств. Очень быстро ребята поняли, что краску можно воровать — эксперименты получили развитие. Тогда они ещё не знали о существовании сформировавшихся канонов в области граффити, о стилях, никнеймах и шрифтах.

Большое влияние на Кирилла оказали социальные граффити — послания, которые другу другу оставляли юноши и девушки, а также представители субкультур, на мостиках в лесу через речку Сходня. Идея такого полилога оказалась крайне увлекательной: даже безответные послания участвовали в нём. Сегодня редко можно встретить подобное общение — коммуникация осела в Интернете.

Так, Кирилл и себе нашел собеседника по граффити. Им стал Рома Вароди (Сухой), всюду рисовавший скрюченный баллончик и человека рядом с ним в широких штанах, с шапкой натянутой на глаза, а также цитаты героев программ культовой в то время радиостанции 106.8 FM, которая вещала электронную музыку и передачи об альтернативной культуре. Кирилл исполнял рисунки в ответ, пытаясь познакомиться с автором и вступить с ним в диалог.

В 9 классе учеба перестала увлекать Кирилла. Его захватило творчество и вечеринки. В то время по Москве была в разгаре эпоха рейвов, и Кирилл посещал их вместе с друзьями. Иногда он приезжал в центр столицы, но вместо похода в клуб планомерно курсировал по Садовому Кольцу всю ночь. Он осваивал территорию: оставлял тэги, тиражировал свои имена — их художник перебрал великое множество, вспоминать о них не любит. Мама относилась к увлечениям сына очень спокойно.

Уже на начальном этапе творчество Кирилла было логоцентричным: на стенах он писал цитаты из песен рок-групп, зарисовывал отрывки из произведений любимых латиноамериканских писателей. Конечно, художник исполнял и рисунки, но художник не считает их примечательными. Ему казалось, что слово, написанное на стене, громче, звончее и действеннее слова сказанного или набранного на клавиатуре. Этой точки зрения Кирилл держится до сих пор.

В 11 классе у Кирилла произошла ссора с одним из учителей, после которой у него пропало желание посещать лицей. Среднего и высшего образования он так и не получил.

Конец 1990-ых — начало 2000-ых: сложение художественной карьеры

В 1999 году Кирилл вступил в одну из первых московских граффити-команд Tag Forever (T4R). Её участники считали, что Москве не хватает тэгов. При этом, было необходимо соблюдать определенную этику, не существующую в Америке, а выдуманную кем-то из предыдущих поколений граффитчиков локально для российских реалий: тэггеры не трогали мрамор и культовые сооружения. После того, как T4R начала двигаться в сторону от первоначальной задумок, — начала работать со шрифтами и внедрять рисунки, — Кирилл вышел из команды. В дальнейшем Кирилл подвергал жесткой критике то, что пропагандировал в составе команды T4R.

В конце 1990-ых в художественной деятельности Кирилла обозначилось два полюса — официальный и неофициальный. В рамках первого направления Кирилл организовывал Зеленоградский фестиваль граффити (2000-2001), крупнейшей в Москве государственной инициативе по поддержке субкультуры граффитчиков. Администрация выделяла значительное количество ресурсов на это мероприятие: по сравнению с другими московскими фестивалями в Зеленограде участникам давали больше краски — 20 баллончиков в одни руки, денежное вознаграждение для победителей было крупнее, а в качестве поверхности для рисования отдавались стены Дворца Культуры (в Москве художники были вынуждены рисовать на рифленых заборах и оргалите, что сильно снижало качество работы). Но такой творческой формы Кириллу было явно недостаточно, поэтому он продолжал заниматься нелегальным граффити. Администрация Зеленограда понимала, что Кирилл подрывает их попытки вывести граффити на легальный уровень: все знали, что пуговицы и тэги, рассеянные по городу, принадлежат баллончику Кирилла. Фестивали в то время были просто необходимы художнику: на них можно было бесплатно достать краску для собственных работ. В те годы и ещё долгое время после качественная краска была дефицитным материалом в России, так что художники мыслили её как валюту.

В середине 2001 года Кирилл вошел в состав граффити-команды Зачем. Художник предложил несколько систематизировать деятельность коллектива, навязывая группе определенную специфику размещения работ в городской среде и линию поведения. Так, для граффити члены команды выбирали знаковые, «контекстно-ситуативные» места в Москве. При этом рисунок создавался отдельно от каких-либо других граффити, чтобы работы группы стояли особняком и не отнимали внимания зрителей у иных художников, ведь граффити Зачем всегда оформлялись читабельным кириллическим шрифтом и смотрелись выигрышно на фоне прочих.

После того, как на телевидении и радио стали появляться передачи, в которых рассказывали о западной культуре, российские граффитчики стали ориентироваться и, более того, калькировать американскую культуру, в которой граффити шло в связке с другими направлениями: хип-хопом, диджеингом, брейк-дансом. Команда Зачем была изначально далека от такой эстетики: они не хотели строить свою команду по образу и подобию среднего американского хип-хоп клана.

Члены группы Зачем вели активные художественные поиски и углублялись в теорию граффити и историю современного искусства. Они интересовались русским авангардом, дадаизмом, были в курсе деятельности Анатолия Осмоловского, Олега Кулика и группы Радек, но никаких контактов с представителями российского актуального искусства завязывать не стремились. Всё это сопровождалось увлечениями хардкором, левацкими и антиглобалистскими идеями и чтением анархистских журналов.

Вскоре в распоряжение команды попала книга Александра Бреннера и Барбары Шурц «Татуировки на тюрьмах. Записки граффитистов» — одно из первых обстоятельных изданий о граффити-культуре. После многократного изучения этой книги члены коллектива осознали, что их работы не должны иметь ничего общего с яркими разноцветными хип-хоп граффити, наоборот, формирующийся род и направление граффити, которое используется как декор для рекламных ивентов, надо всячески саботировать. В 2009 году Кирилл вышел из состава команды Зачем, сознавая невозможность находиться внутри коллектива, который стал специализироваться на прежде ненавистном декоративном хоперском граффити. Члены коллектива до сих пор воспринимают уход Кирилла и его критику деятельности Зачем довольно болезненно.

В 2001-2002 году в своем индивидуальном творчестве художник переходит от nickname style writing к рисованию логотипов и эмблем, в которых были заметны черты дадаизма и примитивизма. Причиной такого перемены стала возникшая идея о том, что логоцентричные граффити теряют большую, благодарную часть аудитории — малолетних детей, которые читать еще не научились. В своих логотипах Кирилл обращается к образам большой пуговицы и взлетающей рыбы-ракеты, выпускающей струи пара.

2003-2005 годы: переезд в Кривой Рог, Украина

В 2003 году Кирилл был вынужден уехать на Украину в Кривой Рог, где проживала его бабушка, которая на тот момент нуждалась в уходе. Художник жил в криминальном районе этого промышленного города, где все погрязли в алкоголизме и наркомании. Там Кирилл развивался в отрыве от московской граффити-среды, и хотя товарищи присылали ему фотографии своих работ и вырезки из прессы, представление об обстановке в столице у него было чересчур радужным. В то время Москва погрузилась в атмосферу фестивалей и вечеринок, и граффити-сцена существовала в режиме постоянной тусовки, а в художественной жизни ощущалась стагнация.

В Кривом Роге и такой художественной жизни не было. Были только сдаваемые на металлолом люки, украденные со всех улиц, а чуть ли ни в каждом третьем подъезде был свой барыга.

Кирилл строил дружеские контакты с Днепропетровском и Киевом. Он с приятным чувством вспоминает свое знакомство с Максом Шевцовым и Игорем Николаенко, издателями безумного глянцевого арт-журнала «НАШ», с киевской граффити-командой ПсяКрев и её идейным вдохновителем Вовой Воротневым (Лодек), тогда редактировавшим специализированный ежемесячный журнал об уличном искусстве «400 ml». Для субкультуры это издание был важным феноменом, ведь текстов об уличном искусстве на тот момент почти не существовало.

Проживая на Украине, Кирилл сделал первые попытки уйти от аэрозоля и стал делать ассамбляжи как дань той же страсти к коллекционированию. На улицах он объединял скрепками вещи, которые собирали его дедушка и бабушка — трубки от капельниц, крышечки от кефира из фольги и т.п. — весьма сильные по энергетике материалы. От скуки соединял и сигаретные окурки, которые были его верными спутниками.

Тогда Кирилл осознал, что его работы в Москве были сильно привязаны к городской среде, он исполнял их в людных местах. Изоляция от граффити-сцены вывела его на природу и на локации, где работы могут и не найти своего зрителя, но тот, кто всё-таки увидит его плэнерные композиции куда быстрее проникнется их месседжем. Ведь в лесу человек очищается и становится более восприимчивым, чем житель мегаполиса. По словам Кирилла, творческий процесс проходил «в медитативно-герметичном режиме».

Возвращение в Москву

В 2005 году Кирилл возвращается в Москву и находит московскую граффити-тусовку в состоянии застоя и кризиса. Художник на время дистанцируется от художественной сцены и выходит на работу: он занимает должность бильд-редактора изданий «Элитный персонал» и «Куда пойти учиться» в «РДВ-Медиа». Кирилл находил забавным то, что стал частью компании, поддерживающей ценности, которые он ни в грош не ставил, — карьеру и образование. Все выходные художник рисовал на улицах, выливая свою ненависть к текущему образу жизни, и воспринимал этот процесс как сублимацию. Через полгода Кирилла увольняют за постоянные опоздания и невыполнение должностных обязанностей. Художник без сожаления покинул компанию.

В то же время вместе со своими единомышленниками Мишей MOST и Дмитрием Позе Кирилл сформировал граффити-команду No Future Forever, чтобы реанимировать московскую субкультуру. Само название коллектива — это сообщение, адресованное как членам этой команды, так и всему граффити-движению России: будущего нет, но и унять себя мы не в состоянии, так как остановка повлечет осознание бесперспективности и глупости нашего творчества и тусования. Команда Зачем тогда пользовалась популярностью у молодых кинорежиссеров и СМИ, так, среди прочих, о команде вышел документальный фильм «Дети проходных дворов».

No Future Forever испытывали неприязнь к различным граффити-фестивалям, особенно к коммерческим, брендовым мероприятиям, где все субкультуры выступали вперемежку. Члены команды либо полностью игнорировали такие мероприятия, либо появлялись только для того, чтобы забрать необходимую краску. Гранты и биеннале также воспринимались Кириллом и участниками No Future Forever как попытки установить контроль над закрытой культурой и коммерциализировать её.

Позднее, уже в 2009 году Миша MOST сосредоточился на посланиях к более широким социальным слоям, а не только к субкультуре граффитчиков. Тогда Кирилл вышел из коллектива.

В 2005 году Кирилл и Миша MOST начали работать в администрации «Винзавода». В то время этот московский культурный кластер только начинал формироваться. Формально Кирилл числился дизайнером, но на самом деле, принимал участие во всех процессах деятельности организации — логистике, подготовке выставок. «Винзавод» открылся в 2006 году крупным фестивалем уличного искусства «Граффити-Винзавод», в организации которого Кирилл принял живое участие. В 2008 году Кирилл уволился с «Винзавода».

Первые выставочные проекты. Разработка теоретической базы для культуры граффити

В 2009 году Кирилл почти не интересовался граффити, его увлекал found art. Одновременно художник стал презентовать свои проекты в галереях. Его первая персональная выставка «No name, no shame, no fame» прошла в 2009 году в галерее «Paperworks» на Стрелке. Для неё было разработано очень оригинальное экспозиционное решение: к витрине галереи со стороны улицы практически прилегали деревянные ворота, на которых Кирилл исполнил ассамбляж, насыщенный текстами. Увидеть его работу, находившуюся на улице в щели между витриной и воротами, было возможно только из самой галереи. Это попытка художника избежать контекста white cube и указать в очередной раз на уличное в пику интерьерному.

В 2010 году Кирилл сделал еще одну выставку-акцию: в пространстве Протвор в Санкт-Петербурге художник представил проект «Много букоф». Для экспозиции Кирилл вместе со своими ассистентами собрал десятки шкафов и около 9 тысяч книг, изданных до 1990 года, и расположил их на полках шкафов в галерее. 1990 год — важный рубеж, которым художник обозначает конец эпохи чтения. После монтажа Кирилл пригласил в Протвор граффитчиков-никнеймеров, и в течение часа они изрисовали все шкафы и корешки книг своими тэгами, таким образом, присвоив себе весь массив текстов из представленных фолиантов. С другой стороны, граффитчики тронули только обложки книг, а до самих текстов не добрались. В пространстве столкнулись две крайности — писатели вместе с их читателями и многочисленные граффитчики-никнеймеры, способные писать лишь свои имена. Эти полюса представляют два разных способа существования — познание мира через книги и бесплодное навязывание себя миру, или инфантильное тиражирование образов и знаков. В такой манере художник рассказал о возможной войне интеллектуалов и бездумных граффити-райтеров.

В 2010 году Кирилл возвращается на «Винзавод» для того, чтобы предложить проект «Стена», который был посвящен репрезентации и изучению уличного искусства. До этого он недолго существовал на АРТСтрелке под руководством Степана Краснова и Андрея Целуйко. Кирилл Лебедев, Игорь Поносов и Андрей Целуйко, кураторы «Стены», поставили условие: денег не нужно, требуется мастерская на территории культурного кластера. «Винзавод» согласился. В ходе реализации проекта было создано более 20 слоев граффити и прочитано около 30 лекции об уличной культуре.

Тогда художник вновь вернулся на улицы, так как почувствовал, что не будучи активным практиком, он не в праве быть теоретиком уличного искусства. Так, в 2011-2013 годах Кирилл решил оживить граффити-сцену и объявить "войну" никнеймерам. Художник был убежден, что таким образом он следит за порядком на улицах и справляется с этой обязанностью лучше, чем коммунальные службы и полиция. В радиусе «Винзавода» художник вместе со своими немногочисленными союзниками, вдохновленными той же идеей, блокировал и цензурировал граффити никнеймеров: попросту закрашивал их работы, рисовал поверх них блок, замочек, намекая на закрытость субкультуры, исполнял вокруг них очертания тучки, обращаясь к образу облака тэгов, заключал их в пустой конверт, декларируя, что граффити — это пустой месседж. Художник обходил «свои владения» каждые 2-3 дня, и практика блокирования граффити никнеймеров полностью забирала его силы — объемы были огромными. Сопротивления ему оказывали лишь словесное: либо в силу того, что граффити-среда — это система с иерархией, в которой Кирилл занимал довольно высокую позицию, либо потому, что сами авторы не очень-то ценили свой труд.

В то же время художник был одержим идеей того, что человек не имеет права творить на улице, если он не отдается ей полностью. Так, Кирилл на время присоединяется к бездомным и начинает жить на улице: ночует на лавочках, ворует краску для своих работ у строителей. Тогда он чувствовал себя максимально уличным художником.

К 2013 году стало понятно, что «Стена» является весьма эффективным проектом. Кирилл решил попытаться расширить его границы. У «Винзавода» он запросил финансирование на привоз лекторов и на материалы для оформления стены. Администрация отказалась — в тот же день художник съехал из мастерской, вместе с заселившимися туда товарищами-бродягами.

После переезда Кирилл перестал заниматься «чисткой» граффити-среды в районе «Винзавода». С тех пор работы Кирилла почти во всех случаях связаны с использованием текста.

Отход от аэрозоля. Художественные эксперименты. Возврат к графике

Во второй половине 2000-ых, когда Кирилл пытался изменить образ жизни московской граффити-тусовки, он пытался найти способ отойти от аэрозоля и маркера. Он пробовал делать тэги углем от кальяна. Тогда художник открыл и рисование графитом — связующим звеном между троллейбусным усом и проводом. Самым интересным в этом материале Кириллу казалось то, что его нельзя купить — его можно только найти. Но привязанность к аэрозоли преодолеть не удалось.

Кирилл сделал еще одну попытку освежить московскую граффити-тусовку, вновь ввести в неё конфликтность, ощутить риск: баллончиком он стал исполнять на частном транспорте свои старые никнеймы и слово «Зачем», заново переживая свое художественное развитие. Кириллу хотелось, чтобы эти акции превратилась в какое-то движение в граффити-среде, но последователей не появилось, и художник через какое-то время оставил свою затею.

В 2010 году Кирилл начинает экспериментировать с виниловой тканью баннеров — вырезать из неё формы прямо на улице. Первый опыт такой работы был абсолютно спонтанным: во время прогулки встретился баннер на автомастерской, в кармане был нож. Кирилл называет эту деятельность «вредительством против вредительства». По его мнению, баннеры портят лицо столицы. К тому же, безобразные полотнища виниловой ткани, которыми увешаны города, стали в современной культуре более знаковым материалом, чем холсты — традиционные медиа, предназначенные для художественных практик. Поэтому работа с винилом стала для художника важным и увлекательным творческим опытом. Несколько раз объекты, основой для которых были баннеры, выставлялись в галереях, но фурора такие произведения не произвели, как признается Кирилл: публика всё-таки больше ценит традиционные форматы. Но вряд ли эти объекты нуждаются в дополнительной рекламе — экспонировании в галерее, ведь москвичи отлично знают эти работы Кирилла: вырезанные на виниловых баннерах «глазки» по всей столице внимательно следят за суетливой жизнью прохожих.

Другой эксперимент Кирилла — так называемые самим художником ready-damaged’ы. В этих работах он исследует метод автоматического письма. Примерами таких объектов являются дорожные знаки, которые долгое время находились в пространстве города и покрывались «тэгами» разными граффитчиками. Кирилл в этом процессе не участвовал — он лишь презентует эти объекты как коллективное «бессознательное» творчество. Художник констатирует бесполезность дальнейших поисков техники и стиля, как бы заявляя спустя почти 20 лет, что ничего честнее и звончее имени, написанного маркером, придумать нельзя, но сам вернуться на этот этап уже не может.

С 2013 года Кирилл регулярно проходит лечение от депрессии и постепенно дистанцируется от граффити-сцены, как и от общественной жизни как таковой. Он осознает невозможность уличного творчества, сопряженного с постоянной коммуникацией, конфликтной или конструктивной, с прохожими. Тогда у него просыпается интерес к графическим техникам: он снова начинает работать акварелью, фломастерами и цветными карандашами. Все работы, выполненные на бумаге Кирилл мыслит как некое предательство по отношению к улице.

Кирилл (Кто): «Я ведь могу дать формальный ответ о том, что мой творческий метод — в отсутствии метода?»

Кирилл чувствует свою работу не совсем полноценной, если в ней нет текста. Сейчас художник пытается преодолеть этот принцип и перейти в своей графике к абстракции с говорящими формами.

Работая с текстом, Кирилл придумывает неологизмы и внедряет их в свои высказывания, часто пренебрегает источниками для проверки правописания, так, нередко хорошо заметно, что художник исполняет свои фразы убористым почерком, буквы теснятся, промежутки между словами исчезают вовсе — всё это для того, чтобы нивелировать возможные ошибки.

В творчестве Кирилл часто сомневается. Если работа ему не нравится, он может её уничтожить, а если этот процесс требует больших энергетических затрат, художник разворачивается и уходит. Однако сегодня он реже исправляет свои работы: блокируя фрагменты слов, то есть закрашивая их, помещая в бокс, художник намекает на отсутствие букв.

Кирилл не воспринимает свое творчество как «craft», не стремится к оттачиванию и выхолащиванию работ, поэтому художник отрицает шрифты, апеллирует к методу автоматического письма и вдохновляясь бытовыми шрифтовыми посланиями, выполненными непрофессионалами. Так, он выхватывает способы начертания букв из различных источников и применяет их в своей работе — единого шрифта художник не использует.

Тексты Кирилла далеко не всегда являются цитатами. На первых порах он много заимствовал из латиноамериканской литературы и русского рока, но сегодня его больше зачаровывает звуковая речь окружающих и внутренний голос. Он считает, что в человеческом голосе, в том, как тот или иной произносит слова, даже про себя, в своей голове, есть определенная магия, повторы, подобные мантрам оставляют во рту определенное послевкусие. Высказывания, которые фиксирует Кирилл, — это не словесная игра и не софистика. Художник корректирует фигуры речи, афоризмы, в тех случаях, когда переделка комплиментарна действительности.

В творчестве Кирилл довольно сильно подвережен влиянию со стороны. Источником для новой работы может стать как попсовый мотивчик, так и поэзия Роберта Рождественского, Даниила Хармса, Саши Черного, работы Дмитрий Пригова. Своим главным вдохновителем он называет Вагрича Бахчаняна, художника и писателя-концептуалиста. На рубеже 1960-70-ых Бахчанян работал в отделе юмора «Литературной газеты», и тогда многие придуманные им шуточные афоризмы стали частью русского фольклора.

Цветовая палитра, которую использует Кирилл, — сочная и яркая. Иными словами, работы художника носят характер «пэчворка» — полотен, сотканных из цветовых пятен. Очень редко он совершает движение к монохрому. Художник использует полихромную гамму по нескольким причинам.

Всё началось с граффити-фестивалей или со сходок на «hall of fame», где несколько художников, вооружившись большим количеством материалов, выполняли масштабную совместную работу. На такие мероприятия Кирилл приезжал обычно «пустым», совершенно без краски, и забирал у других участников оставшиеся «концы» — аэрозоль на дне баллончика. Так, художник получал большое количество разноцветных аэрозолей, и оттого его граффити были очень яркими. Есть здесь и технический нюанс: граффити-художнику легче исполнить работу, состоящую из многих букв, в нескольких цветах, чем в одном. При частой смене баллончика рука успевает отдохнуть. Это позволяет сохранять свежесть письма.

Вторая причина многоцветия — это столичные реалии, ведь большую часть года Москва представляет собой мрачный пейзаж в серых тонах. В городские ландшафты художник внедряет послания, подчас депрессивные, наполненные чувством неуверенности и сомнениями, и добавляет больше тревожных ноток в кипящую от напряжения среду. Кирилл использует яркие тона, чтобы ослабить эти интенции, сделать послания более оптимистичными хотя бы на уровне колорита — так он оправдывает свое творчество перед улицей.

Свои работы Кирилл не подписывает: художник считает, что достаточно исполнять их в узнаваемой манере. Так автор сообщает улице идею, что если другим нечего сказать, кроме очередной подписи, то ему, наоборот, подпись не нужна и возникающий вопрос «Кто автор» как раз и является ответом.

«Это не псевдоним, это не никнейм, это нечто сродни статусу, званию, которое нужно ежедневно подтверждать. Если ты его не подтверждаешь, то ты перестаешь быть этим «Кто» и превращаешься в либо «Никто и звать меня Никак», либо во «Все остальные», либо, в лучшем случае, в «Кое-Кто», в нечто вроде музы или адресата, для того, у кого оснований называться «Кто» будет гораздо больше».